И Сколот выбрал последнее.
Вооруженный рогаткой, он бродил по широким улицам и крохотным переулкам, топтал грязных, мокрых, вонючих крыс, провожал традиционно мутными глазами воришек. Ему было без разницы, кто они такие, а красть у мальчика было нечего — деньги он с собой не носил, а рогатка вряд ли представляла интерес для тех, у кого имелись под курткой или за голенищами сапог ножи и стилеты.
Для начала он попробовал стрелять из нее орехами по стене. Орехи разлетались, как ядра тяжелых пушек, и трещали на весь двор. Впрочем, хозяева не спешили выходить, и Сколот израсходовал весь свой боезапас раньше, чем сообразил, что каждый его снаряд попадает точно в цель — в избранную мальчиком трещину между камнями, в подсохшие потеки чьей-то крови и в рыжеватый, чахлый, едва ли не мертвый мох.
Дальше в ход пошли камни, крупные и не очень. Стрелять ими по стене было не так весело, как орехами, и Сколот, поразмыслив, решил испытать себя в роли настоящего охотника. Серые силуэты крыс тут же прыснули во все стороны, прячась от гибели, но пятерых камни все-таки настигли, и мальчик внимательно обследовал их промокшие трупики. Ничего особенного, разве что кости ужасно хрупкие — человека таким выстрелом не убьешь…
Спустя пару дней госпоже Стифе прислали официальную жалобу, заверенную печатью наместника — мол, ее сын перебил добрую половину имперских грызунов, сбил ворону с крыши экипажа лорда Свера, шибанул осколком необожженного кирпича по лотку с яйцами — преднамеренно, хотя догнать его никто не сумел. Будь у Сколота менее примечательная внешность, и его бы не узнали среди сотен чужих детей, но светлые, почти белые, волосы и бледная кожа выдавали ребенка раньше, чем он успевал переименоваться и заявить, что не знаком ни с госпожой Стифой, ни с хозяином таверны, ни с лекарем, подарившим ему ценное оружие.
— Сколот, — позвала мальчика мать, с недоумением перечитывая письмо. — Ты что, действительно все это… сделал?
Мальчик нахмурился.
— Нет, я тебя не ругаю, — всплеснула руками Стифа. — Ни в коем случае не ругаю. Мне просто… удивительно, что ты, с твоим-то умом, пальнул по куриным яйцам и допустил, чтобы тебя увидели посторонние.
— А если не видят, — встрепенулся Сколот, — можно стрелять?
Женщина рассмеялась и ничего ему не ответила.
На следующий день она рассказала о своей маленькой, но милой проблеме хозяину таверны. Широкоплечий, суровый, смуглый мужчина выслушал ее с таким удовольствием, будто речь шла не о сыне его работницы, а о сыне его жены. Во взгляде хозяина порой проскальзывала гордость — ну еще бы, отнюдь не все мальчишки такие смелые, чтобы стрелять из рогатки по яйцам и воронам! — и произнес:
— Через неделю состоятся первые стрелковые состязания. Спроси у него — может, он захочет принять участие?
И Сколот, разумеется, захотел.
С арбалетами и луками он прежде не соприкасался — оружие было дорогим, не по карману одинокой работницы таверны. По счастью, на состязаниях тем, кто не имел собственного снаряжения, выдавали казенное — и в довесок цепляли на рукав зеленую ленту в бахромой, символ честной борьбы.
Первые состязания были призваны отыскать самых талантливых и уверенных в себе стрелков, и на них проходили все, кому не лень — стражники, мастеровые, бродяги и менестрели, кузнецы, торговцы и прочий разномастный люд. Толпа радостно гудела, предвкушая грядущую попойку, но ни разу не промелькнули в ней эльфийские уши — хотя несколько лет назад, до утверждения закона об искоренении иных рас, эльфы приплывали на Карадорр с берегов Тринны и забирали все призы, обставляя человеческий род с неизменной ловкостью и легкой насмешкой.
Вокруг стрельбища наскоро возвели трибуны, жители города опасливо уселись на ряды скамеек, загудели трубы, поднялись рваные знамена, и на площадку перед мишенями выскочил невысокий паренек в шляпе.
— Дамы и господа! — хорошо поставленным голосом зачастил он. — Сегодня мы открываем сезон летних состязаний, и да будут они благословенны! Участники собраны, луки выданы, стрелы, — он хихикнул, — посчитаны, и я прошу господина Оля, известного городского кузнеца, пройти на стартовую черту… стоп, стоп, стоп, господин Оль, вы немного поторопились! Шаг назад, пожалуйста! Стрелу на тетиву! Сперва покажите себя в простейшем из нынешних заданий — пробейте самое сердце мишени, расположенной в двадцати шагах от вас!
Сколот наблюдал за кузнецом со смесью зависти и восхищения. Какое сильное тело, какие крепкие руки! Движения, совершенные господином Олем ради выстрела, отпечатались в памяти мальчика так четко, словно их внес туда летописец. Жаль, что кузнец, отвлекшись на чей-то подбадривающий крик, в итоге все-таки промахнулся — стрела прошла в паре ногтей от цели, а паренек в шляпе разочарованно завопил:
— Ну как же так, господин Оль! Ладно, не расстраивайтесь, уступите место своему конкуренту — вдруг ему больше повезет… Стрелу на тетиву!
Сколот проследил еще за несколькими людьми, а потом устало закрыл глаза, отсекая себя от яркого, красочного зрелища. Увы, от хорошо поставленного голоса паренька в шляпе нельзя было избавиться так же быстро, и он словно бы затекал в уши мальчика, полноводной рекой смывая все преграды на своем пути:
— Какое сокрушительное поражение! Что ж, и не такое бывает, не плачьте и уступите место… я прошу своих товарищей заменить мишень — она уже ни на что не годится… а? Вы против? С ума, что ли, посходили — господин император лично выписал нам две сотни разукрашенных досок… отлично, превосходно, мы продолжаем! У стартовой черты госпожа Мильна, она, кажется, нервничает… не надо нервничать, хватайте скорее лук — вашим конкурентам не терпится попытать свое счастье!
Прямое попадание в центр мишени произошло всего лишь четырежды, да и то лишь благодаря отряду стражников, пожелавшему показать мастеровым, за что они выплачивают налоги.
Потом снова — набор «сокрушительных поражений», насмешливое «у-у-у-у!» с трибун, чьи-то ругательства или смех. Сколот сидел на краешке ограды, кусал нижнюю губу и даже не подозревал, что напротив, совсем рядом со стрельбищем, сидит на скамье для зрителей его мать и сжимает кулаки, силясь победить волнение.
— Так, дальше… дальше у нас по плану господин Сколот, самый молодой участник состязаний! Вы не поверите, но ему всего лишь семь лет! И лук, я погляжу, выдали в полном соответствии — маленький, под женскую руку… что ж, малютка, ничто не мешает тебе попробовать! Порази нас, ну же, будь умницей!
Губу Сколот все-таки прокусил, и соленый привкус во рту вынудил его скривиться. Ко всему, шумный паренек надоел мальчику своими глупыми воплями, да и в
