Той ночью и еще много ночей после этого мне снилась огромная каменная глыба, которая на меня падает. В моих снах она падала медленно, дюйм за дюймом, камень стонал, опускаясь так неумолимо, и во сне я был не в силах пошевелиться. Я видел, как скала приближается, знал, что меня медленно раздавит насмерть, и с криком просыпался.
Этот кошмар не снился мне уже много лет, но в тот день я снова проснулся с криком, только теперь я лежал в телеге, на соломе и плащах, под темно-красным плащом.
— Все хорошо, господин, — сказала женщина.
Она ехала со мной в телеге, которая катилась по неровной дороге к Верламикестеру.
— Финан, — позвал я. Солнце слишком сильно светило мне в глаза. — Финан.
— Я здесь, — ответил Финан.
Он ехал верхом рядом с телегой.
Женщина склонилась надо мной, и на мое лицо упала тень.
— Бенедетта, — произнес я.
— Я здесь, господин, с детьми. Мы все здесь.
Я закрыл глаза.
— Нет Вздоха змея, — сказал я.
— Не понимаю, — ответила Бенедетта.
— Моего меча!
— Он вернется к тебе, господин, — пообещал Финан.
— Вармунд?
— Говнюк удрал, господин. — Въехал на лошади прямо в реку. Но я найду его.
— Я сам его найду, — прохрипел я.
— Поспи, господин, — сказала Бенедетта и положила мне на лоб мягкую руку. — Тебе нужно поспать, господин, нужно поспать.
Я заснул, чтобы скрыться от боли. Я слабо помню события после того, как яркий меч Финана перерезал веревку, которая привязывала меня к жеребцу Вармунда.
Меня доставили в Верламикестер. Я помню, как открыл глаза и увидел римскую арку восточных ворот над головой, но, видимо, снова заснул или потерял сознание от боли. Меня положили на кровать, вымыли, а раны, много ран, намазали медом. Мне снова снилась пещера и падающие на меня камни, но теперь я уже не кричал, а проснулся дрожа. Я лежал в комнате с каменными стенами, освещенной зловонными лучинами. Я пришел в замешательство. Какое-то время я думал только о лучинах и зловонии. Их пропитали прогорклым жиром. Затем я почувствовал боль, вспомнил свое унижение и застонал. Я желал забыться сном, но кто-то положил влажную ткань мне на лоб.
— Тебя трудно убить, — сказала женщина.
— Бенедетта?
— Это я, Бенедетта, — подтвердила она.
Она дала мне выпить слабого пива. Я изо всех сил пытался сесть, и она подложила два мешка с соломой мне под спину.
— Мне стыдно, — сказал я.
— Тише, — сказала она и взяла меня за руку.
Я смутился и выдернул руку.
— Мне стыдно, — повторил я.
— За что?
— Я Утред из Беббанбурга. Меня унизили.
— А я Бенедетта из ниоткуда, — произнесла она, — и меня всю жизнь унижали и насиловали, я всю жизнь провела в рабстве, но мне не стыдно. Я закрыл глаза, чтобы сдержать слезы, и она снова взяла меня за руку. — Если у тебя нет сил, господин, — продолжила она, — зачем стыдиться того, что тебе причиняют сильные? Пусть стыдятся они.
— Вармунд, — тихо произнес я имя, как будто проверяя его на вкус.
— Ты убьешь его, господин, — сказал Бенедетта, — как я убила Гуннальда Гуннальдсона.
Я позволил ей держать меня за руку, но отвернулся, чтобы она не увидела мои слезы. Мне было стыдно.
На следующий день Финан принес мой плащ, Осиное жало с поясом, к которому он прикрепил его ножны, сапоги и старый потертый шлем. Не хватало только порванной кольчуги, молота и Вздоха змея.
— Мы сняли все это с мертвецов, господин, — объяснил Финан, положив Осиное жало и шлем на кровать, и я был рад, что это не мой прекрасный боевой шлем с серебряным волком в навершии, потому что волка из Беббанбурга унизили. — Шесть или семь ублюдков сбежали, — сказал ирландец.
— Со Вздохом змея.
— Да, со Вздохом змея, но мы вернем его.
Я ничего на это не ответил. Осознание неудачи было слишком жгучим, слишком сильным. О чем я думал, отплывая из Беббанбурга? Что я сумею проехать через все Западно-саксонское королевство и вырезать гниль, гнездящуюся в его сердце? Мои враги сильны. Этельхельм возглавляет армию, у него есть союзники, его племянник — король Уэссекса, и мне повезло, что я остался в живых, но позор неудачи сводил меня с ума.
— Сколько убитых? — спросил я Финана.
— Мы убили шестнадцать ублюдков, — радостно доложил он, — и захватили девятнадцать пленных. Двое мерсийцев погибли, а несколько серьезно ранены.
— Вармунд, — произнес я, — у него Вздох змея.
— Мы вернем его, — повторил Финан.
— Вздох змея, — тихо сказал я. — Его клинок выкован на наковальне Одина, закален огнем Тора и кровью врагов.
Финан посмотрел на Бенедетту, и та пожала плечами, словно предположив, что мой разум блуждает где-то в другом месте. Возможно, так и было.
— Ему нужно поспать, — сказала она.
— Нет, — ответил Финан. — Ему нужно сражаться. Он Утред Беббанбургский. Он не должен лежать в постели и жалеть себя. Утред Беббанбургский надевает кольчугу, пристегивает меч и несет смерть врагам. — Он стоял в дверях комнаты, за ним ярко светило солнце. — У Меревала здесь пятьсот человек, и им нечем заняться. Болтаются тут, как дерьмо в ведре. Время сразиться.
Я ничего не ответил. Все тело и голова болели. Я закрыл глаза.
— Мы будем сражаться, — сказал Финан. — А потом пойдем домой.
— Может, мне следовало умереть. Наверное, пришло время.
— Не будь таким жалким глупцом, — рявкнул он. — Богам не нужна твоя гниющая туша в Вальхалле, время еще не пришло. У них на тебя есть планы. Как ты всё время нам говорил? Wyrd bið ful áræd? — Его ирландский акцент исказил слова. — В общем, судьба с тобой еще
