Руоль вспомнил свою первую после всех этих лет встречу со старшим братом. Саин примчался в Баан-Сарай через несколько дней после того, как там появился Руоль. Нёр ушла, и Руоль остался один, но, странное дело, за это недолгое время между ним и Акой Акой появилось нечто похожее на доверие. Они даже подолгу беседовали, как равные люди, чего прежде не случалось никогда.
А потом появился Саин. Когда-то Руоль думал, что убил его. Конечно, глупостью было считать, что жизнь его брата зависит от какого-то там улика-харгина, но стоило только увидеть Саина, когда он с диким видом ворвался в дом князца, как мысли об убийстве вернулись во всей своей беспощадности. Саин не был похож на себя, как будто это был совсем другой человек. Господи, да он безумен! - с ужасом подумал Руоль, встретившись с пылающим, буквально прожигающим и совершенно диким взглядом того, кто был когда-то его братом. Руолю думалось до этого, что он готов к этой встрече, но сейчас он дрогнул.
-А-а-а! - заревел Саин, словно раненый сэнжой, и на секунду показалось, что и Ака Ака, который сидел за своим неказистым столом, испугался.
Руоль встал. Несколько мгновений спустя встал и пришедший в себя князец. Предостерегающим жестом он поднял руку.
-Почему ты врываешься как злодей и кричишь в моем доме? - властно возвысив голос, спросил князец.
Саин перевел на него взгляд, и внезапно безумный огонь в его глазах слегка поутих. Руоль с облегчением понял, что Ака Ака способен удержать Саина даже в такой момент и порадовался, что князец оказался рядом, хотя и понимал, что проблемы с братом на этом волшебным образом не решатся. Но пусть все идет своим чередом. Может быть, позже он сумеет подготовиться лучше.
-Арад-би, Саин, - сказал он.
Сейчас, на исходе лета, у склона Серой Горы, Руоль на секунду зажмурился, потом произнес как можно более твердо:
-Мы пойдем открыто.
Саин усмехнулся.
-Понятно. Что нам скрываться? А если они начнут стрелять?
-Не начнут, - сказал Руоль, совсем не чувствуя в себе той уверенности, какую пытался показать. - Будем идти открыто.
Он понимал, что у Саина намного больше опыта в таких делах, но не собирался складывать с себя ответственность, сейчас вообще была не та ситуация, когда можно уступить.
Саин с деланным равнодушием пожал плечами.
-Идем открыто, как скажешь.
Ох, не нравились Руолю все эти взгляды, которыми награждал его старший братец, не нравился скользкий тон, которым тот разговаривал с ним. Он надеялся, что Саин не посмеет открыто ослушаться прямого приказа Аки Аки, но все-таки. Случись что, за кем встанут воины его отряда? Дело в том, что ему даже не хотелось узнавать ответ. Было страшно, если говорить честно. Руоль не то чтобы жалел-все так закрутилось, что для жалости уже не осталось времени, - но порой плохо понимал, как он умудрился столь основательно ввязаться во все это. И не представлял, как со всем этим справиться. Оставалось надеяться на лучшее и делать все, что можно.
Серую Гору окружал довольно приличный лес, который мог укрыть сколько угодно воинов. Руоль с привычной уже опаской обвел взглядом окрестности, потом дал команду сниматься с привала. Внушительный, даже чересчур внушительный отряд на боевых оронах потянулся вдоль крутого склона по одной из звериных троп.
В становище братьев-охотников нынче было тихо. Эта гнетущая тишина тянулась уже много дней. С самого начала Тепла, когда храбрый Тэль покинул этот эджуген. Болезнь уже очень давно глодала его своими хищными безжалостными клыками, но последняя зима окончательно подкосила князца некогда сильного и известного становища. Он не вставал с самого Тиэкэна, но однажды признался Чуру, которая не отходила от него, что хотел бы еще раз увидеть, как отступает жестокий Белый Зверь, и настолько сильна оставалась его угасающая воля, что он все-таки встретил последнее в своей жизни Тепло. Умер Тэль под открытым, юным и вечным небом, глядя в него спокойными глазами. Совсем немного не дотянул до светлого праздника эджа, праздника, который в этот раз в маленькое становище Кыртака и Акара так и не пришел.
А немногим позже слег дедушка Тыкель, и это было неожиданностью, потому что в глазах всех, кто его знал, он был таким же неизменным, как бесконечная борьба Хота и Белого Зверя. Тыкель все еще пытался бодриться и, по-видимому, ему тяжело и неловко было чувствовать себя обузой, но ноги почти совсем перестали держать его, и руки стали слабее, чем у ребенка.
-Мучаетесь вы со мной, - говорил Тыкель. - Я как будто только родился. Как малый ребенок, а?
Травница Чуру, которая теперь ухаживала за ним, порой прикрикивала на него в искреннем, но во многом поддельном гневе, чтобы он не смел молоть ерунду, а ее муженек Тынюр приходил чаще прежнего и подолгу болтал ни о чем. Многие приходили к Тыкелю, чтобы он не чувствовал себя ненужным и брошенным, и у каждого была какая-нибудь история, у каждого находилось теплое слово.
Но во всем становище царила тревожная тишина. Тянулись безрадостные дни ожидания.
Юная Жес, дочь Амака и Аныс, была уже достаточно взрослой, чтобы понимать причины печальных перемен в становище. Князца Тэля она знала всю свою жизнь, хотя он всегда был далек и недосягаем, а с дедушкой Тыкелем Жес встретилась уже здесь, но очень скоро полюбила его всем сердцем. Однажды своими умелыми руками он вырезал из кости маленький талисман, и теперь Жес с ним практически никогда не расставалась, всегда носила на шее. Дедушка Тыкель сказал, что этот талисман-белый зверек-норон, теперь ее и только ее личный хранитель. Настолько искусно он был вырезан, что Жес, когда гладила его, как будто чувствовала мягкий и пушистый мех под пальцами.
Жес, в отличии от маленьких Теуна и Кэнтил, понимала все, но все же не могла не расстраиваться-по-детски горячо-оттого, что, например, так и не пришел к ним нынче долгожданный праздник эдж. Ей, да и не ей одной, если честно, казалось, что нарушился привычный порядок вещей в эджугене, и теперь ничего хорошего ждать не приходится. Может быть, она и не могла выразить словами свои смутные страхи, но ее безмолвно снедала та же тревога, что и всех в становище. Наверное, только Теун и Кэнтил, бойкие и жизнерадостные дети Акара и Аты, в силу
