Честное слово, сначала хотела поступить по-людски, в смысле просто подвинуть неподвижное тело с креслом на два шага вперед. Протиснулась между стеной и спинкой, начала толкать. Однако Доар оказался демонически тяжелым, как шкаф. Нет, еще тяжелее! Как два шкафа. Не то чтобы мне когда-нибудь приходилось двигать мебель…
Поцарапав ножками паркет, кресло отъехало на мизинчик, уперлось в край ковра и начало накреняться. Пассажир вместе с ним. Тело перевесило и вывалилось на пол. От грохота я вжала голову в плечи, но Доар не проснулся! Он повозился на шерстяном, с позволения сказать, половике, сунул под небритую щеку ладони и зашелся практически издевательским храпом.
– Да что б тебя горгулья съела!
Я скинула с него туфли, схватила за ноги и поволокла по направлению к кровати. Подлец попытался меня лягнуть, но я была непреклонна: дотащила до середины комнаты и оставила отсыпаться на ковре. Хотелось рухнуть на чистые простыни, зарыться в одеяло и уснуть до утра, но совесть начала грызть еще на подлете к матрацу. Я прихватила подушку, покрывало и вернулась к спящему Доару. Стоя на коленях, осторожно подсунула подушку ему под голову, почти накрыла одеялом, но вдруг он пробудился. Мутный взор сосредоточился на моем лице.
– Кто ты, прекрасное созданье? – дыша ядреным совреном, хрипловато прошептал пьянчуга.
– Твой самый страшный кошмар!
Он ловко опрокинул меня на пол и прижал к горячему телу.
– Спи, ледышка, – прошептал на ухо, прижав к груди.
– Отпусти! – процедила я, пытаясь вырваться.
– Чем тебя не устраивает моя кровать? – он еще умудрялся вести диалог. Вивернов ловелас!
– Тем, что это пол!
– С тобой даже пол мягкий, как перина, – пробормотал он и снова отключился.
Я притаилась, дождалась, когда он начнет тихонечко похрапывать, и выбралась из-под тяжелой руки. Никогда в жизни дорога до кровати не была столь долгой и наполненной опасностями в виде бессознательного мужчины.
– Теплых снов, – хлопнув в ладоши, я потушила живые огни и зарылась лицом в подушку.
Ночью Доар перебрался в кровать. Дерзкое вторжение обнаружилось не сразу, а лишь когда мне на голову рухнуло нечто тяжелое и на поверку оказавшееся мужской рукой. Упершись ногами бывшему мужу в живот, я отодвинула подселенца на край матраца и с блаженством закрыла глаза. Только задремала, как была придавлена ножищей, бесцеремонно перекинутой через мое бедро.
– Да ты издеваешься! – процедила я, освобождаясь.
– Почему ты такая холодная? – пробормотал он.
– Я эсса! Эссы не бывают горячими, – прошипела я, снизойдя до того, чтобы откатиться к краю лично.
– Ты ледяной кипяток, – прошептал Доар.
Пробуждение вышло жестким во всех отношениях. Неведомой силой меня сдернуло с постели, и я с глухим стуком рухнула на ковер. Плохо осознавая, что утро наступило да еще приложило меня о пол, я растерла лицо ладонями. Взгляд упал на корзинку, по-прежнему стоявшую возле кровати. Вместо яйца в гнезде из мягкой соломы лежала разломанная серая скорлупа. Карликовый грифон вылупился!
Неожиданно в гардеробной загрохотало, следом понеслись яростные ругательства, приглушенные закрытой дверью. Похоже, Доар первым познакомился с «любимым» питомцем или даже принимал участие в его рождении, а теперь пытался свернуть ему орлиную шею. Негодяй!
Я бросилась на помощь невинному новорожденному существу, ворвалась в гардеробную и на пороге споткнулась о мужские туфли, коварно валявшиеся под ногами. Комнатушка оказалась разграбленной. Открытые шкафы опустели: одежда была сорвана с вешалок, всюду валялась обувь. Проход загораживала перевернутая тумба. В центре невообразимого хаоса на собственном пиджаке, как на истлевшей ветоши, застыл встрепанный Доар… с рыбацким сачком наизготовку.
– Ты что делаешь? – опешила я.
– Дверь закрой, пока он не сбежал! – рявкнул он, не оборачиваясь.
– Кто? – бросилась я закрывать дверь.
– Кто-кто? Конь в белом пальто! – выругался Доар. – Питомец твой вылупился и захотел жрать!
– Грифон?!
Он ткнул сачком по направлению шкафа, где на одиноких плечиках жалко болталась белая рубашка с разодранной на полоски спинкой. На верхней полке сидел наш домашний питомец и, щуря недобрые желтые глазенки, с наслаждением грыз ботинок Доара. И хотя сам он был меньше этого самого ботинка, уже умял каблук, а теперь дожевывал формованный мысок. У меня вырвался испуганный смешок.
– Ты полагаешь, что это смешно?! – свирепо глянул на меня Доар.
– Нет, – прижимая к губам ладони, чтобы скрыть нервную улыбку, покачала я головой.
Больно осознавать, но он оказался прав: в яйце рос не карликовый грифон. Возможно, Доар даже был прав в том, что таких грифонов не существует. За сто кровных золотых шейров, заработанных бывшим мужем на продаже триана, я купила ему в подарок хитрую прожорливую горгулью с огромными остренькими ушами, кожистыми умильными крылышками, тонким хвостиком и взглядом маньяка. Надеюсь, хотя бы с размером не обманули, и из мелкого бесенка не вырастет уродливый демон в человеческий рост. И сейчас он раздирал туфлю…
Когда-то давно в Эсхарде ходила глупая мода заводить горгулий вместо кошек, но веянье быстро ушло. Потомки вымерших химер, в отличие от грифонов, не одомашнивались. Они грызли и воровали все, что, по их мнению, плохо лежало, даже если оно лежало хорошо. Если же казалось, будто тварь прижилась в семье, искренне привязалась к хозяевам и вела себя как ласковая кошка, то это означало, что она терроризировала чей-то другой дом. Другими словами, оживший ужас, а не домашний питомец.
– Не хочешь ничего сказать? – процедил Доар.
– Думаешь, она наестся ботинком и заснет? – прошептала я.
Во сне горгульи покрывались плотными гладкими чешуйками и начинали напоминать неподвижную каменную фигурку.
– Аделис, неправильный ответ! – рявкнул он.
– Объективно говоря, я не отвечала, а спрашивала.
– Не умничай!
– Если я скажу, что ты был прав насчет грифонов и мне ужасно жаль, это умерит твой гнев?
– Нет.
– Ну и ладно.
Вообще чисто по-человечески я Доара понимала. Мало что похмелье, так еще с сачком за новорожденной горгульей приходится скакать. Другими словами, утро у него явно не задалось, и он планировал сделать его исключительно недобрым для окружающих.
Сверху доносилось смачное чавканье. Горгулья пировала.
– Посмотри на нее с другой стороны, – попыталась я преподнести домашнего питомца в позитивном ключе.
– С какой стороны ты предлагаешь посмотреть на тварь, которая догрызает мой ботинок? Со спины?
– С морды… рожи… светлые боги… – пробормотала я и махнула рукой, заставив горгулью оторваться от завтрака и нехорошо сощурить желтые глазенки. – Она такая страшненькая, что кажется милой. Даже рожки уже проклюнулись.
– В твоих словах я не наблюдаю логики, – процедил Доар, взмахнув сачком.
И здесь он тоже был прав.
Я сама не видела логики в собственных рассуждениях, поэтому огрызнулась:
– Не размахивай, ты ее пугаешь!
В следующую секунду в нас полетел обглоданный ботинок и вмазался в светильник, на цепи спускавшийся с потолка. Живой огонек немедленно погас. Мы погрузились в глухой мрак. Неожиданно я ощутила, как нечто принюхивается к моим волосам, и, стараясь не шевелиться, прошептала:
– Она прямо надо мной.
– Ага… –
