– Ты меня поймал! – рявкнула я, пытаясь освободиться.
– Извини, – в хрипловатом голосе слышался смех.
– Заморожу горгулью к проклятым вивернам! – бранилась я, освобождаясь от колпака и вываливаясь из душного нутра разграбленной гардеробной. А следом за мной, вознеся к потолку воинственный младенческий писк, вылетела новорожденная горгулья. Она сделала неровный круг, ухнула вниз и нырнула в дымоход остывшего камина.
– Доар, – вцепилась я в его руку. – Доар! Сто шейров улетают в трубу.
– Может, она сбежит? – Он и не подумал скрыть облегчения.
– Надо ее поймать!
– Будем считать это волей светлых богов, – предложил бессердечный хозяин питомца и, поморщившись, потер шею. Никаких сомнений, похмельная голова болела нещадно.
– Мы не можем бросить новорожденного ребенка на холоде!
– Она не ребенок, а горгулья. Обернется в камень и перезимует лучше нас с тобой, – отказался он разыскивать умотавшего на свободу питомца.
Стаскивая через голову несвежую рубашку, он двинул в сторону ванной комнаты. Мне, как привязанной пришлось тащиться следом и любоваться полоской мелких синяков на его позвоночнике, видимо, заработанных при вчерашнем падении с кресла. Доар болезненно повел плечом, похоже, удар вышел сильнее, чем мне показалось ночью.
– Почему ты идешь за мной? Хотела умыться? – спросил он, взявшись за дверную ручку.
– Вообще голова после соврена не соображает? – сердито проворчала я.
– Точно, – простонал он. – Забыл. Иди первой.
– Благодарю, – холодно кивнула я и попыталась протиснуться в ванную между ним и косяком, но проход перекрыла выставленная рука. – Что?
– Ты не расскажешь, как я оказался на кровати?
– Поэтапно.
Мы синхронно обернулись к креслу, красноречиво отодвинутому от стены и ножками задиравшему угол ковра. На полу валялся стакан и перевернутый пустой графин, а на паркете темнело липкое пятно соврена.
– К слову, милое платьице, – невпопад сказал Доар.
– Это исподнее.
– Ночью я пытался его стащить?
– Так… – Я почесала кончик носа. – Раз уж ты заговорил о сегодняшней ночи, то нам следует договориться о правилах совместного сосуществования.
– Правила?
– Именно! – ткнула я в него указательным пальцем. – Иначе нас очень быстро разлучит смерть.
– Кто отправится в небесные сады? – с иронией уточнил он.
– Смешной вопрос, учитывая, что из нас двоих магией владею я.
– Уф! – Он комически прижал ладонь к груди. – Это удар ниже пояса, Аделис.
– Тогда почему ты хватаешься за сердце? – насмешливо выгнула я бровь.
– Хорошо, если тебе нужны правила, то давай их установим.
Я скрестила руки. Жест был призван показать Доару, насколько разговор серьезен, но на самом деле я просто постаралась прикрыть кружевное безобразие, не оставляющее простора фантазии и почему-то названное исподней сорочкой.
– Ты не напиваешься ночью, – выдвинула я первое требование.
– А днем?
– Ты вообще не приближаешься к алкоголю. Я не намерена таскать тебя на закорках.
– Принято.
– Правило второе. Мы всегда спим одетыми, по возможности на разных кроватях, и не появляемся друг перед другом голышом.
– Это сразу три правила, и я буду не против, если ты захочешь при мне ходить в таких милых штучках, – издевательски ухмыльнулся он.
– Я против, – отрезала ледяным тоном.
– Что-то еще?
– Не что-то, а самое важное: ты туго подвязываешь пояс на штанах и не прикасаешься к женщинам ни одной частью тела. Даже мизинцем. Более того, даже случайно!
– Смотреть-то можно? – усмехнулся он.
– Ну, ты по-прежнему зрячий, – пожала я плечами, стараясь глубоко не анализировать, почему желание Доара смотреть на других женщин (особенно рыжих), вызывает у меня глухую досаду. Во всем виновата суматошная ночь. Я всегда становилась ужасно раздражительной по мелочам, когда не высыпалась.
– Хорошо, смотреть можно, трогать нельзя, – кивнул Доар. – Принимается! Другие правила?
– Ты заранее предупреждаешь меня, когда мы собираемся выезжать из дома. Не хочу, чтобы над душой стояли, подгоняли и злили.
– Справедливо, – кивнул он. – Позволь резюмировать: никакого спиртного, любовных утех, сна голышом и неожиданных визитов.
– Могу пообещать, что я тоже не стану трогать чужих мужчин.
– Да ты меня успокоила, – издевательски протянул Доар. – Раз у тебя все, то и у меня есть одно требование.
– Я слушаю.
Неожиданно его ухмылочка растаяла, взгляд заледенел.
– Не делай нашу совместную жизнь невыносимой, – тихо произнес он. – Мы оба знаем, Аделис, что ты мастерски умеешь трепать нервы.
– Это относится и к тебе, Доар, – не дрогнула я.
– И следи за своим питомцем!
Не прошло и секунды, как дом содрогнулся от невероятного грохота. Казалось, что где-то рухнула стена.
– Особняк рушится? – по-настоящему испугалась я.
Нахмурившись, раздетый до пояса хозяин дома отстранил меня и поспешил проверить, что случилось.
– Постой! – окликнула его я. – Мне надо чем-то прикрыться!
Не замедляясь, он подхватил с пола свою рубашку и швырнул мне в лицо.
– Надевай!
Одевалась на ходу, шлепая пятками по ледяному полу и путаясь в рукавах. В пуговицах застряла нечесаная прядка, пришлось посильнее дернуть, выдрав и пуговицу, и пару волосинок. К середине коридора кособоко застегнутая рубашка спустилась до колен, прикрыв ночную сорочку. Из холла доносились людские крики, сердце замирало от дурного предчувствия. Неужели действительно рухнули стены? А если кто-нибудь пострадал?! Последняя мысль заставила меня прибавить хода.
Возле балконной балюстрады стоял Гаэтан в шелковом халате и ночном колпаке на птичьей голове. Оттопырив мизинчик, он прихлебывал из чашечки тэй и невозмутимо следил за светопреставлением в холле.
– Доброе утро, – оглянулся он.
Не знаю, почему старик решил, будто у кого-то из нас утро доброе. Было очевидно, что у всех обитателей особняка оно выдалось исключительно плохим.
– Никто не пострадал? – резко спросил Доар и, глянув с балкона вниз, без преувеличений потерял дар речи.
В воздухе кружила пыль. С одной стороны холла рухнули леса, обнажив заново перетянутую серебристой тканью стену. Вместо входной двери зияла сквозная дыра. Дверь, конечно, никуда не исчезла, но, выбитая чьим-то мощным ударом, вывалилась на парадную лестницу. Испуганный народ таился кто где, даже бравые идэйцы.
– Что это? – прошептала я.
– Это, моя дорогая эсса, новый ремонт. – Гаэтан прихлебнул тэй. – Я вот думаю, коль случилась оказия, может, купим ткани ручной работы? Все равно стены заново перетягивать.
– Хозяин! – донесся снизу страшный голос лакея.
– Эрл, почему вы прячетесь? – рявкнул Доар.
Послушный лакей появился в поле зрения. Перед собой он нес садовую метлу, большую, пушистую, словно пытался за ней спрятаться. Неожиданно бедняга пригнулся, прикрываясь садовым инструментом.
– Демон не дремлет! – заорал он и галопом бросился обратно в убежище.
– Какой еще демон? – начал терять терпение Доар.
С возрастающим недоумением я перевела взгляд к многокаскадной люстре. Цепляясь за нее задними лапами, на ободе головой вниз висела перемазанная в саже горгулья. Она с наслаждением отгрызала длинные, похожие на хрустальные стрелы подвески и швыряла их на пол.
– Доар, – тихо позвала я, пытаясь указать на нашего домашнего питомца. – Она не сбежала…
– Зачем выбили дверь? – не слыша, бранился Доар.
– Демона ловили! – крикнул снизу стражник-маг. Не оставалось сомнений, что от неудачного магического удара не только вылетела дверь, но и рухнули леса.
А горгулья начала карабкаться выше, люстра дрожала, подвески истерично зазвенели. Зверушка ловко забиралась
