Когда мы вдоволь наедаемся, Зигфрид выключает лампы, и мы подходим к стене, чтобы посмотреть на полную луну, осеребрившую море. Я не знаю, то ли дело в монотонном, непрекращающемся приливе, то ли это эффект выпитого, но я чувствую себя выпавшей из времени. Как будто это мгновение – все. Как будто я могу вечно смотреть на луну, плывущую по волнам.
Пока губы Зигфрида не касаются обнаженной кожи моего плеча. Он обнимает меня за талию, резко оттягивая назад, так что я чувствую тепло его тела сквозь тонкую ткань платья и не могу сдержать вздоха. Я поспешно разворачиваюсь в его объятиях.
– Зигфрид…
Он прижимает меня к себе и приникает своими губами к моим, глубоко целуя.
Шок парализует меня. Пока я с ужасом не осознаю, что мое тело начинает реагировать. Я отталкиваю его за плечи.
– Нет! Прекратите!
Он отпускает меня и проводит тыльной стороной ладони по губам, тяжело дыша.
– Но это то, чего хотим мы оба, – он утверждает, а не спрашивает. – В первый раз, когда мы встретились, я увидел в вас одиночество. И желание. Скажите мне, что я ошибаюсь, Адерин. Скажите мне, что вы не чувствуете то же самое. Что не хотите меня так же сильно, как я хочу вас.
Я открываю рот, чтобы сказать ему, что он ничего не знает о моих чувствах, что мы друзья, и ничего больше. Но внезапно я осознаю, как далеко нахожусь от дома и от Цитадели…
Я сосредотачиваюсь на одном неоспоримом факте.
– Одетта. Вы скоро женитесь.
Он качает головой и смеется, хотя в этом нет ничего смешного.
– Одетта думает, что любит меня, но как она может? Мы едва знаем друг друга. Действительно, – он пожимает плечами. – Мои отношения с ней – это деловая сделка, организованная королем и моим отцом. Но вы, Адерин… когда я согласился жениться на Одетте, я никогда не думал, что буду испытывать к кому-то такие чувства. Я не могу перестать думать о вас. Каждое мгновение… – Он вертит в пальцах прядь моих волос. – Нет причин бояться того, что мы чувствуем: благодаря Арону все при дворе считают, что я уже переспал с вами. И никого это не волнует…
– Я подозреваю, что Одетте не все равно, – я отбрасываю его руку, подбирая слова, которые позволят мне найти выход из этой ситуации. – Одетта моя кузина, и я ее очень люблю. И… и даже если она вам совсем не нравится, вы все равно согласились на ней жениться. Мы не можем предать ее вот так, – я отворачиваюсь от него, возвращаясь взглядом к луне и морю.
Тишина. А потом он вздыхает.
– Что ж, возможно, вы и правы. Я верю, что есть способ быть вместе, хотя, возможно, это не так. Но я верю, что, как только я докажу вам, вы найдете меня… достойным.
Я не знаю, что он имеет в виду и как ему ответить.
– Адерин, пожалуйста… неужели вы не посмотрите на меня?
Я неохотно поворачиваюсь к нему лицом. Он берет меня за руки и целует в обе ладони, как раньше, в городе.
– Мне очень жаль. Мне трудно справиться с моей страстью к вам. Скажите, что вы меня прощаете.
– Я прощаю вас.
Как я могла не знать? Он ошибается в моих чувствах к нему. Он очень ошибся в своем пренебрежении к Одетте. Но он помог мне – и продолжает помогать, – и я не могу не испытывать к нему благодарности и жалости.
– Что вы имеете в виду, говоря, что мы можем быть вместе?
– Я вам скоро расскажу.
– Но…
Он прикладывает палец к моим губам.
– Скоро. Уже поздно. А сейчас вам надо отдохнуть. У нас ранний старт. – На столе стоит колокольчик, он звонит в него, и Гита появляется почти мгновенно. Я понимаю, что она, должно быть, ждала внизу лестницы все это время, прислушиваясь, и мой желудок переворачивается от чувства тревоги. – Отведи Ее Светлость в ее комнату. И обязательно разбуди ее завтра в назначенное время; мы вылетаем на рассвете. Спокойной ночи, моя Адерин. Приятных сновидений.
Я следую за Гитой вниз по лестнице в свою комнату. На этот раз на кровати лежит ночная рубашка; Гита разводит огонь, наливает еще горячей воды в таз и уходит, не говоря ни слова. Я раздеваюсь, умываюсь, ложусь в постель и задуваю свечу. Но прежде чем заснуть, я кое-что понимаю. Что-то, что заставляет меня замереть. Когда Зигфрид целовал меня, и в тот момент, когда я начала целовать его в ответ, я думала совсем не о нем.
Я думала о Люсьене.
На следующее утро за завтраком Зигфрид ни словом не обмолвился о том, что произошло между нами, и я гадаю, сожалеет ли он о своем поведении или же обдумывает свое нынешнее положение. Мы выходим из усадьбы как раз в тот момент, когда из-за горизонта выглядывает луч яркого золотого солнца. Это первый раз, когда я пролетаю такое расстояние за один раз, и потому смутно чувствую боль в мышцах и легких. Когда Зигфрид превращает меня обратно в человека, я понимаю, что уже середина утра: посадочная платформа занята дворянами, которые приходят и уходят. Надеюсь, никто не заметил нашего отсутствия или того, что мы вернулись вместе. Мы заходим во дворец, и наши пути расходятся. Рядом стоит слуга, вытирающий пыль с одного из шкафов-витрин вдоль коридора.
Зигфрид наклоняется вперед и шепчет мне на ухо:
– Завтра я снова вылетаю. Думаю, всего на несколько дней. Чтобы проследить за расследованием, которое мы начали.
– Вы действительно думаете, что ваши люди найдут их?
Если эти ястребы действительно существуют, и если они те, кого мы ищем, то они успешно скрывали свое существование в течение последних двухсот лет или больше. Все, что у нас есть, – это слухи.
– Я найду их. Я принесу их вам, Адерин. И затем… – Его губы касаются мочки моего уха – и я едва сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть. – Оставайтесь здесь. В безопасности.
– Зелье.
– Я думаю, вам следует пока оставаться на Земле. Вам будет полезно отдохнуть, – он ухмыляется, одной рукой откидывая назад влажные светлые волосы. – Мы же не можем допустить, чтобы вы думали, что можете обойтись без меня, не так ли?
Он делает широкий поклон и уходит. Я разворачиваюсь по направлению к своим покоям.
Летия в гостиной; она единственная, кто знает, где я была прошлой ночью. На ее коленях и по всему дивану разложены желтые шерстяные кусочки.
– Доброе утро, Адерин.
