– Там ничего…
– Я хочу это увидеть.
Из длинного ряда припаркованных роверов выскакивает одна машина, объезжает двух женщин и останавливается.
– А где дверь? – спрашивает Алексия. Ровер представляет собой прочный каркас из балок, батарей и коммуникаторов, подвешенных между массивными колесами. Он похож на паука.
– VSV260 не имеет дверей, – говорит Ирина. – Ездят на нем, а не в нем. – Она показывает Алексии, как подключить скафандр к системе жизнеобеспечения. Алексия изумленно вскрикивает, когда защитные дуги опускаются ей на плечи и закрепляются в таком положении.
– Я бы сказала, держись, но держаться особо не за что, – говорит Ирина с левого сиденья. Алексия хватается за края собственного. Ровер стартует с места в карьер, как машинка в парке аттракционов. В последний раз Алексия чувствовала такое ускорение при старте орбитального транспортника из Манауса. Реголит размывается: он далеко-далеко, но на самом деле слишком близко к ее ногам.
– Это просто офигенно! – кричит она. – С какой скоростью мы едем?
– Сто двадцать, – отвечает Ирина. – Можно быстрее, если хочешь.
– Хочу.
По приказу Ирины ровер разгоняется до ста пятидесяти. Местность неровная, усеяна камнями и миллионолетними выбросами – колеса трясутся и подпрыгивают, но Алексия едет плавно, как в королевской карете. Подвеска у этой штуки невероятная. Когда на пути ровера оказывается гребень горы, он взлетает – и летит, как могут летать только автомобили в боевиках.
Луна, Луна – она мчится по поверхности Луны в гоночном авто.
– Старое «Горнило» примерно в часе езды на запад, – говорит Ирина. – Твой скафандр предлагает широкий выбор развлечений, так что откинься на спинку сиденья и расслабься.
– Я бы лучше поболтала, – говорит Алексия.
Она видела все теленовеллы, которые входят в стандартный пакет.
Ирина словоохотлива, настоящая болтушка. Через десяток километров Алексия узнаёт про ее мать из Тве и отца из Святой Ольги; о ее месте в сложной амории, призванной связать Асамоа, Воронцовых, Суней и Маккензи в династическом узле родственников и потенциальных заложников.
– Без Корта, – замечает Алексия.
– Вы, ребята, всегда были странными, – отвечает Ирина. – Эти ваши суррогатные матери. Бр-р.
Опять прибавив скорость, Ирина рассказывает о своем коллоквиуме. «Синий лотос» – исследовательская группа дизайнеров биосферы, последние двадцать лет базирующаяся в Святой Ольге.
– В конечном счете я работаю над терраформированием Луны.
Алексия слышала про терраформирование в каком-то научно-фантастическом шоу: это превращение другой планеты в новую Землю, принесение жизни туда, где ее нет.
– Луны?
– А почему нет? Все думают – ах, Луна слишком маленькая, не хватает силы тяжести, вращение синхронизировано, магнитного поля нет. Мы можем все это исправить. Просто дело техники. Итак, я думаю, Воронцовы рассказали тебе про свою идею фикс – космические лифты и все прочее. Так вот, Воронцовы – не единственные, кого посещают великие идеи. У нас, Асамоа, тоже есть своя – мы приносим жизнь. Куда бы люди ни отправились в этой системе, в каких бы мирах и обиталищах ни поселились. Мы приносим жизнь и можем даровать ее Луне. Это легко. Сорок больших и толстых комет. Бум-трах-бах!
– Погоди, нельзя же просто взять и вдарить по Луне сорока кометами…
– Да, конечно, – сперва их надо разбить на части.
– АКА все еще восстанавливает Маскелайн-G.
Шла вторая неделя предстартовых тренировок в Манаусе, когда Алексия узнала, что ВТО вывела из строя электростанцию, ударив по ней разогнанным до большой скорости куском льда. Кстати, на чью сторону встала Ирина, когда развернулась война между Воронцовыми и Асамоа? Или она спряталась, поджав хвост?
– Это только подтверждает мою точку зрения. Понимаешь? Если можно попасть в такую маленькую цель с расстояния в двести километров, нет ничего сложного в том, чтобы попасть в пустое пространство. Может, даже не придется эвакуировать Меридиан. Но это мелочи. Главное, что после сильного дождя у нас будет атмосфера и действующий климат. И мы все поднимемся на поверхность, где будем ждать легкого дождика.
Алексия вспоминает дождь на Луне и крупные капли, медленно падающие сквозь каньоны Меридиана, над которыми потом встают мосты из радуг. Вспоминает Денни Маккензи, промокшего до костей.
– Знаешь, что самое интересное? От чего действительно дух захватывает? Реголит плюс дождь равно…
– Не знаю, – говорит Алексия.
– Грязь! Грязь. Славная грязь! Это моя область исследований. Я лунный почвовед. Грязевед. Я беру грязь и превращаю в почву. Делаю так, чтобы она ожила. На слабые дожди уйдет примерно три года, возраст грязи – двадцать лет. Но потом, о, потом мы займемся озеленением. Грязь – это магия, сестра. Никогда об этом не забывай.
Позволь мне показать тебе мою Луну. Вот здесь, где мы сейчас находимся, будет двадцать метров воды. У нас появятся океаны, моря и озера. Горы и ледники на полюсах. У нас будет биосфера. Леса с деревьями километровой высоты, саванны с животными – и какими! Может, мы поселим здесь земную фауну или придумаем собственную. Травоядную мегафауну размером с ту плавильню. Птиц со стометровым размахом крыльев. Это будет сад. И мы будем жить посреди него в красивых органических городах, похожих на часть природы. Нам не понадобится поверхность, чтобы выращивать пищу. То, что мы сейчас делаем, гораздо эффективнее традиционного сельского хозяйства. И у нас будут настоящие дни и ночи. От ударов и передачи импульса Луна снова начнет вращаться. Мы считаем, сутки будут длиться шестьдесят часов. Представь себе, что стоишь и смотришь на восход Земли над облаками. Только представь себе такое!
Хорошо, этого хватит, может, на сто тысяч лет. Но срок достаточный, чтобы мы смогли найти более постоянное решение. Может, в конечном итоге мы разберем Луну на части и соберем заново, в нечто большее. Другие коллоквиумы над этим работают. Мы могли бы разобрать Луну на части и растянуть до пятикратной общей площади поверхности Земли. А потом займемся остальной Солнечной системой. Больше жизни. Вот наша идея фикс. А у тебя что?
– В смысле?
– У каждого есть идея фикс, Мано. У тебя какая?
– Не знаю. А я обязана ее иметь?
– Мы приносим жизнь. У Воронцовых ключи от Солнечной системы. Спроси любого Суня, и он тебе расскажет про постдефицитный коммунизм. У Маккензи тоже
