Рожденный в огне

поцелуй.

Дак заговорил первым.

– Это все кажется таким странным, – пробормотал он, – когда вспоминаешь, что мы давали обет отречься от всего этого.

Вступая в ряды стражников, мы давали обет отречения от брака и семьи.

Я повторила про себя произнесенную им фразу и сразу обратила внимание на неоднозначность одного-единственного слова. У меня вопрос: когда Дак сказал мы, имел ли он в виду стражников в целом? Или только?…

Я взглянула на него, наши лица были совсем рядом. Его карие глаза округлились, словно он тоже осознал неоднозначный смысл своих слов.

И внезапно меня охватила паника.

– Я имел в виду…

– Стражников в целом?…

– Да…

У меня появилось новое и какое-то неправильное чувство. Чувство облегчения. И, словно прочитав мои мысли, Дак отпустил мою ладонь под одеялом. Я наконец смогла выдохнуть.

– Я рад, что ты приехала, Энни, – резко сказал он.

– Я тоже рада.

И это была правда. Приезжая в этот дом, я наслаждалась каждым моментом, проведенным здесь, каждым взрывом искреннего смеха и незамутненного счастья…

Тогда откуда взялась эта паника?

– Ты останешься завтра или…

Я помедлила, и хотя сейчас мне следовало думать только о Даке, о едва заметных морщинках, появившихся у него на лбу, когда он всматривался в мое лицо, я поняла, что думаю о Ли.

О Ли, который признался мне на крепостном валу, что останется, несмотря на то что у него были все причины сбежать, и которого я сегодня бросила.

И я ответила:

– Скорее всего, завтра утром я вернусь в Обитель. Просто я…

У меня не нашлось слов, чтобы все ему объяснить. Но Дак, похоже, обо всем догадался по моему виду.

– Я рад, что ты хотя бы сегодня побыла с нами, – просто ответил он.

Ли

Я проснулся в мужском общежитии Обители, не понимая, где нахожусь. Оглядываясь, я начал постепенно приходить в себя, узнавая обстановку комнаты: длинные ряды кроватей, но косые лучи солнца падали на пол так, словно уже было позднее утро. И в это мгновение меня охватило ощущение острой радости, тоски и потери вперемешку с тупой головной болью. В памяти медленно возникали обрывки воспоминаний о вчерашнем разговоре с Джулией, о слишком быстром расставании, хотя мы провели вместе несколько часов, о возвращении, будто в тумане, по предрассветному городу обратно во Дворец.

– Доброе утро.

Я поднял голову, с трудом сфокусировав взгляд на маленькой фигурке, сидевшей на постели рядом со мной.

– Энни?

Впервые с тех пор, как мы увидели новопитианский флот, она сама пришла ко мне.

Она протянула мне пирожное.

– Это от мамы Дака.

Я сел на постели и поморщился, потирая лоб.

– Я должен был пойти на дежурство, – вдруг вспомнил я.

– Не беспокойся. Кор тоже рано вернулся, и они ушли вместе с Криссой. Решили дать тебе выспаться.

Выспаться после встречи с наездницей из вражеского флота, от которого теперь Кор и Крисса охраняли наше небо. Я ощутил, как на меня навалилось запоздалое чувство вины. После только что проведенной ночи в компании Джулии я не знал, что мучает меня сильнее: то, что я пил вино в компании двоюродной сестры, желавшей смерти моим друзьям, или то, что мои друзья хотели убить мою двоюродную сестру и других родственников.

«Поэтому не следовало с ней встречаться».

Взглянув на Энни, я заметил, что она тоже не в своей тарелке.

– У тебя похмелье, – заметила она.

– Мы с Криссой были на празднике летнего солнцестояния в Военном колледже.

– О. – Облегчение вперемешку с какими-то незнакомыми мне чувствами отразилось на лице Энни. – Отлично, – сказала она. – Я рада.

Я взял пирожное и откусил кусочек. Это было самое вкусное, что я когда-либо пробовал.

– Как прошел праздник летнего солнцестояния у Саттеров?

Все это звучало словно плохое стихотворение. Энни собирала темно-рыжие кудри в косу, отвернувшись от меня.

– Все было замечательно.

– Ты рано вернулась, – заметил я.

Она помедлила. Казалось, она вот-вот собиралась сказать что-то, что смутило бы нас двоих. И я не знал, хочу ли этого. Но затем она просто сказала:

– Нам надо тренироваться. Через неделю турнир. – Стиснув ладони на коленях, она добавила: – Я хочу выйти в финал. Я… я правда хочу победить Пауэра.

Я удивленно уставился на нее. Меня одинаково поразило ее желание и то, что она предлагала.

– Ты вернулась пораньше, чтобы мы могли провести спарринг?

Энни застенчиво кивнула. Она заплела косу, собираясь убрать ее под шлем.

При мысли о том, чтобы вывести Пэллора на утреннюю тренировку, моя голова начала проясняться. А при мысли о спарринге с Энни, о кипении крови и инстинктов, пробуждающихся во время поединка с ней, о полной сосредоточенности, не допускающей посторонних мыслей, я вдруг понял, что это единственное, чего я хочу.

Как бы Джулия ни усложнила мои мысли о новопитианцах, с мыслями о турнире все было гораздо проще. Я тоже хотел выйти в финал.

– Отлично. Тогда давай одеваться.

Прошлая ночь и смятение чувств растаяли, словно воспоминание о далеком сне.

6

Полуфинал

Энни

Я с ужасом ждала еще одного послания из министерства всю неделю перед вторым турниром, однако ничего так и не произошло. Пришло лишь письмо из Холбина. Сын Маки писал: «Дорогая Энни, мы надеемся, ты прощать нас, что мы не приехать в этот раз, но мы будем болеть за тебя здесь, в Холбине». Я приколола его к стене рядом с засохшим лавровым венком, доставшимся мне на первом турнире.

За неделю перед турниром наездников Четвертого Ордена освободили от дежурств на побережье, чтобы они могли тренироваться, остальным трем наездникам разрешили также отложить встречи с населением. В мое расписание такие встречи не входили, и потому мой график обязанностей не изменился. Я убеждала себя, что это неважно, что встречи для поддержания морального духа населения – это полная чушь, дешевые эксперименты со словесным манипулированием, однако чувствовала, что таким образом министерство Каллиполиса снова списывало меня со счетов.

Ну что ж, хорошо. А я буду тренироваться.

Каждую свободную минуту я посвящала спаррингу с Ли, Кором или Роком, чьи грозные драконы-грозовики давали мне отличный навык для предстоящего поединка с Пауэром. Никогда еще я не ощущала столь всепоглощающей воли к победе. Все шутки Пауэра о горцах и крепостных, все его хвастовство своими патрицианскими друзьями и заявления о том, что таких, как я, терпеть не могут в министерстве и благоволят таким, как он, – все это я наконец смогу швырнуть им в лицо при всем честном народе. Потому что, возможно, Пауэр обладал лоском и ощутимой уверенностью на земле, но в воздухе балом правила я.

Во время подготовки к матчу многие наездники из Яникула перестали со мной разговаривать, в то время как Рок и другие всадники из сельской местности сидели рядом со мной за столом почти за каждой трапезой. Однако преданность мне разделилась не только по такому принципу. К моему удивлению, в день перед турниром в классе по драконьему языку Ханна Лунд и