Но мы с Аэлой могли приспособиться к чему угодно.
И потому, когда поединок начался, я позволила Пауэру перейти в наступление, и мы с Аэлой принялись играть в классики, прыгая между струями пепла, испускаемыми Итером. Мы старались держаться ближе к нему, заставляя его стрелять без остановки. Время шло, а мы с Аэлой уворачивались, петляли и снова уворачивались.
Но даже если вы летаете лучше всех, настанет момент, когда вы устанете и начнете ошибаться. Десять минут спустя мы развернулись недостаточно стремительно, и я тут же ощутила обжигающую боль в левой икре. Я зашипела от боли, это был настоящий горячий удар, такие были запрещены даже на тренировках. Сверкающие доспехи потемнели от жара, и звон колокола оповестил трибуны о первом штрафном ударе. Аэла почувствовала мою боль, хотя она была невосприимчива к жару. Она рванулась в сторону и замерла, ожидая, когда я открою клапан с охлаждающей жидкостью, вмонтированный в штанину огнеупорного костюма, чтобы облегчить боль. Прохладная жидкость потекла по ноге, охлаждая ожог, но лишь немного смягчая сильную боль. Я знала, что обезболивающий эффект продлится еще полчаса, а этого мне было вполне достаточно.
Каждое мгновение, что я держалась в стороне от Итера, давало ему возможность восстановить силы – а мне было необходимо, чтобы он продолжал стрелять, чтобы истощить его запасы пепла, – и поэтому я, не останавливаясь, направила Аэлу на второй круг. Начался второй раунд. Минуты таяли, мы уклонялись от выстрелов, скакали в разные стороны, а тучи пепла проносились со всех сторон, но я сосредоточилась лишь на том, чтобы уклоняться от них.
Пока не получила второй штрафной удар. Я не успела уклониться от Итера, резко спикировавшего на меня, и горячий пепел опалил мои руки. Во время тайм-аута я негнущимися пальцами в перчатках с трудом открыла клапаны с охлаждающей жидкостью у себя на локтях, затем обмотала поводья вокруг запястий, стараясь не сжимать пальцы. Пытаясь удержать поводья, я ощутила, как возбуждение и боль делают меня слабее, и прижалась к Аэле. Это прикосновение наполнило меня странным спокойствием. У нас с Аэлой остался последний шанс: три штрафных выстрела считались смертельным ударом.
Начался третий раунд.
– Все кончено, Энни, – крикнул мне Пауэр.
Он улыбнулся, натягивая шлем, его эмоции, свободно передающиеся Итеру, переполняли их обоих эйфорией. Я снова приблизилась к нему. Он возобновил стрельбу. Мы с Аэлой вновь повторили свою тактику, уворачиваясь и ускользая от него, и в этот момент я заметила, то, чего уже не видел Пауэр, находившийся во власти всплеска эмоций. Пепел, изрыгаемый Итером, начал шипеть.
Я развернула Аэлу и резко остановила ее. Мы с Пауэром оказались лицом к лицу. Я была абсолютно беззащитна и оказалась в пределах его досягаемости. Сквозь забрало его шлема я разглядела его сияющие, торжествующие глаза. Под нами раскинулась арена, а облака, скрывавшие шпиль Крепости, опустились еще ниже.
Итер разинул пасть, приготовившись сделать последний выстрел, но у него ничего не вышло.
Глаза Пауэра округлились. И в следующее мгновение, которого мне хватило, чтобы рвануться вперед и выстрелить, он взвился вверх. Струя пепла угодила в извивающийся хвост Итера. А затем Пауэр и Итер растворились в облаках.
На мгновение мы с Аэлой замерли, глядя в облака, где исчез Пауэр.
Намерения Пауэра были понятны без лишних слов. Оба мы знали о двух правилах поединка: во-первых, контактные бои между драконами разных пород были запрещены во время спортивных состязаний, а во-вторых, что бы ни произошло вне поля зрения судьи, считалось честной игрой.
Если я поднимусь в облака, Итер легко справится с Аэлой. Он был гораздо крупнее.
Однако если я стану выжидать, его легкие восстановятся. Кроме того, каждую секунду действие охлаждающей жидкости слабело, и боль все сильнее давала о себе знать.
– Сделаем это? – спросила я Аэлу.
Но Аэла уже взмыла вверх, чувствуя мою решимость, и мне даже не пришлось понукать ее.
Мы поднимались вверх, вслепую преодолевая бесшумные слои серой пелены. Я ощущала, как наши с Аэлой сердца бьются в унисон. Когда мы наконец выбрались наверх, я тут же заметила, что прямо над нами виднелся еще один слой облаков, и мы словно зависли между двумя облачными слоями, окутанные странным серо-белым сиянием. Последним напоминанием о земле была вершина Крепости, видневшаяся в паре сотен метров; она парила над облаками, словно плавучая башня.
Едва я только успела подумать об этом, как Итер набросился на нас сзади.
Изогнувшись, Аэла издала пронзительный вопль, а когти Итера вонзились в мой наплечник, проткнув броню и огнеупорный костюм, впившись в мою кожу. Когтем другой лапы он зацепил спину Аэлы. Она завопила, и я ощутила ее боль, прорвавшуюся ко мне сквозь пелену собственной боли. А затем я ощутила ее ярость.
Отлично. Хочешь играть нечестно? Будь по-твоему.
Я дотянулась обожженными пальцами до кинжала, пристегнутого к ботинку, и принялась кромсать лезвием лапы Итера. Он завопил и тут же выпустил нас из когтей.
Аэла извернулась, и хотя ей удалось освободиться от хватки Итера, она не обратилась в бегство. Вместо этого она вцепилась когтями в его туловище, изо всех сил царапая его чешую. Оба дракона бешено взбивали крыльями воздух, а мы с Пауэром сидели, вцепившись в их спины, не видя друг друга из-за тесных драконьих объятий.
А затем Аэла вонзила когти в тонкую перепонку внутреннего крыла Итера. Он взвыл, Пауэр завопил, и его дракон, поджав крыло, наконец устремился вниз в свободном падении, оставив незащищенной сгорбленную фигуру Пауэра.
И Аэла выпустила мощную струю пепла. Пауэр исчез в клубах дыма. Она тут же оттолкнулась от Итера, издав вопль отвращения.
Дым рассеялся. Доспехи Пауэра потемнели, он неподвижно застыл в седле, оглушенный мощным ударом. А затем машинально, с трудом передвигая руками, начал открывать клапаны с охлаждающей жидкостью.
– Сдаешься?
Мы парили перед ним на расстоянии нового выстрела, а у Итера по-прежнему не было пепла. Пауэр еле слышно произнес:
– Да.
– Шлем, – потребовала я.
Это стало бы гарантией моей победы в отсутствие судьи.
Пауэр хрипло рассмеялся, но не стал упорствовать. Дрожащими руками он снял шлем. Его волосы блестели от пота, лицо испещряли грязные полосы. Одно лишь мгновение он смотрел на меня, его зрачки так сильно расширились после всплеска эмоций, что глаза казались
