Снова появился Окада, сообщил:
– Прибыл Сакамото-сэнсэй.
– Пусть войдет. – Ханпейта, похоже, был искренне рад явлению консультанта и родственника.
И то, Сакамото со своей бестактностью обладал удивительным даром разряжать обстановку. Вид у него был, как всегда, достоин кисти Утамаро и аппарата витаграфоскописта. Сато мысленно порадовался, что там, где Рёма побывал, не носили юбок. И это он еще не знал про боевую раскраску южных племен. Правда, сэнсэй обошелся без раскраски – но не без украшенных бахромой штанов из лошадиной кожи, вышитых мокасин и вплетенных в волосы перьев, что не отменяло сюртука и шляпы. Этнограф, о ками благие!
Что характерно, Скарборо не выразил удивления и поздоровался с ним как со знакомым: видимо, они уже встречались при штабе.
– Какие новости, Рёма-сан? – спросил консул. На правах родственника он мог называть консультанта по имени.
– Новости самые благоприятные! Господин Нокс вернулся с южной границы… должен сказать, что там уже настоящее лето, не то что здесь… И ему удалось склонить тамошних наших краснокожих друзей встать под знамя обновленного Галаада.
– Вот уж не зря говорят, что под белое знамя собираются красные, а под красное – белые.
Если Скарборо хотел развеселить собравшихся, повторив гулявшую в Хевроне шутку, то напрасно. У любого японца упоминание о войне под красными и белыми знаменами вызывало на памяти совсем другие события и имена. Гэндзи и Хэйке, Минамото и Тайра. Впрочем, откуда в Галааде об этом знать. Тогда, столетия назад, победили те, что выбрали красный цвет, – Минамото. Но это была лишь передышка перед новой эпохой смут.
Сато подумал, что логично оказалось бы, если б Токугава, как потомки Минамото, решили бы поддержать тех, кто собрался вокруг красного знамени. Но они предпочли белое.
– И вот после странствий по благодатному югу мы вновь вернулись в эти холодные края…
– Господин Ольхин уверяет, что здешние холода – это просто насмешка, и в Хевроне не имеют понятия, что такое суровая зима, – сказал Скарборо.
– Что ж, господин министр, если ваш замысел осуществится, у нас скоро появится возможность узнать, где в Галааде настоящие холода. Ведь Нантакет гораздо севернее Хеврона. Видите ли, Сакамото-сэнсэй, нас вместе с кораблем в некотором роде сдали в аренду новому правительству.
Сакамото бросил на капитана быстрый взгляд, и Сато предположил, что пронырливый этнограф что-то об этом уже знал – или хотя бы догадывался. Однако, при всем своем обычном многословии, на сей раз Сакамото предпочел отмолчаться.
– Не исключено, что это даже к лучшему, – неожиданно добавил капитан. – После корейской кампании команда не принимала участия в боевых действиях. Это плохо сказывается на дисциплине. К тому же это позволит быстрее положить конец войне.
– И «Мария Каннон» станет флагманом боевого флота обновленного Галаада, – сказал Ханпейта.
– Только название должно стать другим, – внес свою лепту министр. – «Пушечная Мария» для наших граждан звучит как двойное кощунство. Слишком напоминает о папизме.
Это совсем не понравилось капитану. Все-таки гала-адиты были чудовищно невежественны. Каннон как покровительница мореплавания почиталась с незапамятных времен. И прежде изображения стоящей на драконе Каннон, усмирительницы бурь, красовались под бушпритами множества боевых кораблей. В большинстве христианских стран к этому относились с пониманием, ведь Дева Мария, Maris Stella, тоже покровительствовала морякам. Так в Японии обе путеводительницы стали почитаться как одна.
Времена парусных кораблей с резными носовыми фигурами отошли в прошлое, но свиток с Каннон на драконе и сейчас можно было увидеть почти в каждой кают-компании. И уж конечно, Каннон не имела никакого отношения к артиллерии. Последняя была в ведении Фудо-Мёо, патрона Сэндая. «Пушечная Мария», это ж надо себе представить! Но разве объяснишь?
– И как же, по-вашему, нам стоит назвать корабль, достойный ходить под флагом Галаада?
– Нужно что-нибудь простое, не сбивающее с толку религиозных людей и в то же время запоминающееся. Ваш доктор Вада что-то говорил насчет кораблей с Востока… «Корабль с Востока»… Нет, это длинно. Пусть будет просто «Восток».
– Восток. Адзума… Что ж, если мы получим подтверждение от командования, так тому и быть.
После того как самое важное было сказано, беседа стала сворачиваться, к тому же вечерело. Хотя темнело нынче все позже, и снег в Хевроне, в отличие от Нантакета, выпадал лишь в январе-феврале, да и то редко, ветер с моря в марте дул пронзительный, особенно вечерами. Офицеры попрощались. Сакамото неприлично зевнул. Капитан спросил:
– Вы с нами, Сакамото-сэнсэй, или останетесь в консульстве?
– Я с удовольствием повидал кузена Такеши, но у меня в запасе целая куча историй о приключениях, которые я пережил среди южных болот, и, полагаю, ваши подчиненные выслушают их с большим интересом, чем консул. – И с места в карьер, уже на выходе из консульства, Сакамото принялся излагать, как он спас прекрасную индианку, на которую при переправе через реку набросился аллигатор. Но не таков Рёма, чтоб стоять и смотреть на подобное безобразие! Драконь[34] не устрашится какой-то речной ящерицы, пусть даже у нее пасть шириной с дворцовые ворота и зубы – в полруки! Он бросился в воду и заколол чудовище кинжалом, который вывез из Африки, в его сталь вплавлена алмазная крошка, и он режет любую броню!
– И после этого все племя три дня и три ночи чествовало меня как героя и подносило мне подарки… Да, с языком семинолов у меня пока что сложности, может, поэтому и не удалось правильно объясниться со спасенной красавицей, но вот свой чероки я усовершенствовал.
Последнюю фразу он произнес, когда они уже отдалились от консульства, и коммандер мог бы поклясться, что в глазах этнографа не было и тени усмешки.
Господь – наша крепость. Других крепостей на островах не имелось. Что ж, Камминс не имел привычки отсиживаться за каменными стенами. И не собирался таковой обзаводиться.
Правда, он много чего не собирался делать – а пришлось.
Прежде всего он не собирался становиться главой государства – ни Галаада, ни какого-либо иного. Все произошедшее было для него сочетанием слабости и предательства. И он не собирался с этим мириться. Но рассчитывать при этом мог лишь на себя и своих солдат. Для этого нужно было создать боеспособную армию. А это нелегко, учитывая потери, которые понесла бригада Камминса в кампании против ДеРюйтерштаадта. Нужна была подходящая база, чтоб дать передышку уцелевшим и принять пополнение. И если Филадельфия оказалась опорой нового режима, то следовало найти регион, который этот режим не приемлет. Им стал округ Нантакет.
Тамошние рыбаки и китобои были людьми того же сплава, что солдаты Камминса, и хорошо сознавали, кто спас их от голландского вторжения. Почти все, за малым исключением, поддержали мятежного генерала и готовы были дать приют его армии. Впрочем, сам Камминс себя мятежником не считал, он как раз полагал себя сторонником законности
