Мэг показала рукой в коридор:
– Смотри.
Глаза уже привыкли к темноте, и я заметил, что тусклый свет в туннеле исходит от мерцающего метрах в тридцати от нас огрызка какого-то фрукта.
– Золотое яблоко.
Мэг подалась вперед, увлекая за собой и меня.
– Подожди! Там могут быть ловушки!
Словно в подтверждение моих слов, из темноты в другом конце коридора вынырнули Коннор и Паоло. Подобрав с пола золотое яблоко, Паоло торжествующе крикнул:
– Бразилия!
Коннор посмотрел на нас и ухмыльнулся:
– Растяпы!
В следующий момент потолок над ними разверзся, обрушив на парочку град железных шаров размером с дыню.
– Бежим! – крикнул Коннор.
Неуклюже развернувшись, они заковыляли прочь, преследуемые по пятам шумной оравой круглых снарядов с искрящими фитилями.
Скоро все стихло. Без мерцающего яблока мы остались в кромешной темноте.
– Отлично. – Голос Мэг отозвался эхом. – И что дальше?
– Предлагаю пойти в противоположном направлении.
Легко сказать, да трудно сделать. Темнота беспокоила Мэг даже сильнее, чем меня. В теле смертного я уже чувствовал себя калекой с выключенными органами чувств. К тому же я часто полагался на что-то другое, кроме зрения. Музыка требует острого слуха. Стрельба из лука – тонкого осязания и способности чувствовать направление ветра. (Ладно, согласен, зрение тоже помогает, но вы поняли, к чему я клоню.)
Мы потащились вперед, вытянув перед собой руки. Прислушиваясь к подозрительным щелчкам, потрескиваниям и поскрипываниям, которые могли указывать на приближающуюся опасность, я понимал, что если и замечу какие-то предупреждающие сигналы, то будет уже слишком поздно.
В конце концов мы с Мэг даже научились синхронно ступать связанными ногами. Было это не так-то просто. Если я обладаю безупречным чувством ритма, то моя напарница постоянно либо опаздывала на четверть, либо на столько же спешила, из-за чего нас уводило в сторону и бросало на стену.
Мы шли так, может, минуты, а может, дни. В Лабиринте время обманчиво. Мне вспомнились слова Остина о том, что после смерти создателя Лабиринт и воспринимается по-другому. Теперь я начал понимать, что он имел в виду. Воздух вроде бы посвежел, словно подземелье и не пережевало множество человеческих тел. Стены не испускали болезнетворного тепла и не сочились, насколько я мог судить, ни кровью, ни илом, что уже было значительным улучшением.
В былые времена каждый, кто оказывался в лабиринте Дедала, ощущал его всепоглощающее желание: Я уничтожу твой разум и твое тело. Теперь атмосфера смягчилась, и послание звучало не столь пугающе: Эй, если вы здесь умрете, будет клево.
– Мне Дедал никогда не нравился, – проворчал я. – Старый мошенник не понимал, когда нужно остановиться. Всегда требовал самую лучшую технику, все самое новое. Я говорил ему, чтобы не наделял лабиринт самосознанием. Так и сказал: И. А. всех нас уничтожит. Но нет, не послушал.
– Совершенно тебя не понимаю, – пожала плечами Мэг. – Но думаю, не стоит ругать Лабиринт, пока ты в нем находишься.
Я остановился, услышав саксофон Остина. Звук ослаб, пройдя эхом по нескольким коридорам, и мне не удалось определить, откуда он доносится. Потом и его не стало. Я переживал за них с Кайлой и надеялся, что они уже нашли три золотых яблока и благополучно вернулись в лагерь.
Наконец мы достигли развилки. Я определил это по перемене в движении воздуха и температуре.
– Почему остановились? – спросила Мэг.
– Шшш. – Я прислушался.
Звук из правого коридора напоминал негромкое завывание, как будто там работала циркулярная пила. В левом было тихо, но оттуда тянуло едва уловимым неприятным запахом… не серы, нет, но какой-то газообразной смеси минералов из глубин земли.
– Ничего не слышу, – пожаловалась Мэг.
– Пилящий звук справа. Неприятный запах слева.
– Голосую за вонь.
– Другого я от тебя и не ожидал.
Мэг изобразила свое фирменное фырканье и заковыляла в левый коридор, увлекая меня за собой.
Бронзовые полоски начали натирать ногу. Пульсация в бедренной артерии Мэг смешивалась с моим ритмом. Когда нервничаю, я обычно напеваю какую-нибудь мелодию, чтобы успокоиться, – «Болеро» Равеля или древнегреческую «Песнь Сейкилоса». Но поскольку пульс Мэг сбивал меня с толку, то единственным, что приходило на ум, был «Танец маленьких утят». Успокаивающего действия он не оказывал.
Чем дальше, тем гуще становился запах вулканических паров. Пульс сбился с идеального ритма. Сердце стукалось о ребра. Я догадывался, куда мы забрели, но боялся в этом признаться. Говорил себе, что это невозможно. Что мы не могли пройти полсвета. С другой стороны, в Лабиринте расстояние значения не имеет. Он знает, как использовать слабость жертв. Что еще хуже, у него есть свое, порочное чувство юмора.
– Вижу свет! – сказала Мэг.
И верно, кромешная тьма разжижилась до темно-серой мути. Туннель впереди заканчивался, соединяясь с узкой продольной каверной, напоминающей кратер вулкана. Впечатление было такое, будто некая гигантская лапа полоснула коридор когтями и оставила на земле рану. Существ с такими огромными лапами я видел в глубинах Тартара и уж никак не думал увидеть их снова.
– Надо повернуть.
– Глупости. Ты разве не видишь золотое сияние? Там же яблоко.
Но я видел только вихрящиеся клубы пепла и газа.
– Сияние может быть лавой. Или радиацией. Или глазами. Сияющие глаза ничего хорошего не сулят.
– Это яблоко, – стояла на своем Мэг. – Здесь пахнет яблоком.
– Неужели? И откуда ж у тебя вдруг взялся такой острый нюх?
Мэг рванула в сторону, и мне невольно пришлось последовать за ней. Для двенадцатилетней девчонки она обладала удивительной настырностью. В конце туннеля мы оказались на узком выступе. До противоположной стены было не больше десяти футов, но расселина казалась бездонной. Примерно в сотне футов над нами шахта расширялась до широкой пещеры.
В горле у меня как будто застрял остроугольный кусок льда. Никогда прежде мне не доводилось видеть это место снизу, но я знал, где мы находимся, – у омфалоса, пупа древнего мира.
– Ты дрожишь, – сказала Мэг.
Я попытался закрыть ей рот, но она тут же укусила мою ладонь и сердито рыкнула:
– Не трогай меня.
– Успокойся, пожалуйста. И не шуми.
– Почему?
– Потому что прямо над нами… – Голос у меня надломился. – Дельфы. Прорицалище оракула.
Нос у Мэг мелко задрожал, как у кролика.
– Невозможно.
– Возможно, – прошептал я. – И если это Дельфы, значит…
Вверху зашипело так громко, словно целый океан выплеснулся на сковородку и испарился в громадном паровом облаке. Выступ задрожал. Камешки дождем обрушились вниз. Нечто массивное соскользнуло сверху по расщелине, полностью закрыв собой отверстие. В нос ударил запах линяющей змеиной кожи.
– Пифон. – Мой голос прозвучал на октаву выше писка Мэг. – Он здесь.
18
Зверь зовет
Скажи, меня тут нет. Давай спрячемся
Где? В мусоре. Естественно
Было ли мне когда-нибудь так же страшно?
Разве что когда Тифон метался в неистовстве по земле, разбрасывая встречавшихся на пути богов. Или когда Гея направила гигантов против обитателей Олимпа. А может, когда я случайно увидел в гимнасии обнаженного Ареса. Увидел и поседел на целых сто лет.
Но во всех тех случаях я был богом, а не
