– Жарк! Жарк! (Что, как я полагаю, означает «горячо!» на языке фруктов.)
Сцена выглядела бы забавно, да только германцы уже пришли в себя и поднялись, пятеро полубогов и дух гейзера по-прежнему висели на столбах, а Нерон держал в руке спички.
Некоторое время император с изумлением взирал на собственные пальцы.
– Мэг?.. – Голос его зазвенел, как сосулька на морозе. – Что это все значит?
– Персик, сюда! – испуганно позвала Мэг.
Карпос направился к ней, а по пути пошипел на меня, Нерона и германцев.
Мэг нервно вздохнула и постаралась собраться с духом.
– Нерон… Персик прав. Нельзя сжигать людей заживо.
Нерон вздохнул и повернулся к телохранителям – за моральной поддержкой. Германцы, однако, пребывали не в лучшем состоянии и стучали себя по голове, как будто пытались избавиться от воды в ушах.
– Мэг, я с таким трудом сдерживаю Зверя. Почему ты не хочешь мне помочь? Ты ведь хорошая девочка. Я бы никогда не позволил тебе болтаться в одиночку по Манхэттену, притворяясь бродяжкой, если бы не знал, что ты можешь постоять за себя. Но снисходительность к врагам не есть добродетель. Ты – моя приемная дочь. Любой из этих полукровок, выпади ему такая возможность, убил бы тебя без малейших колебаний.
– Это неправда! – подал голос я. – Ты сама видела Лагерь полукровок и знаешь, что он собой представляет.
Мэг с беспокойством оглянулась на меня.
– Даже если так… – Она снова повернулась к Нерону. – Ты сам говорил, что нельзя опускаться до уровня противника.
– Конечно, нет. – Голос Нерона расплетался на ноты, как истершаяся веревка. – Мы лучше их. Мы сильнее. Мы строим восхитительный новый мир. Но эти дурацкие деревья стоят у нас на пути. Их должно сжечь как вредоносные семена. И единственный способ сделать это – устроить настоящий, на крови, пожар. Давай сделаем это вместе и не будем привлекать Зверя, ладно?
Как будто молния обладала собственным рассудком и Зевс не имел никакого отношения к отправлению наказания.
Такой же тон брал на вооружение Нерон, когда называл себя Зверем. О гневе и жестокости он говорил как о силах, находящихся вне его контроля. Получалось, что, если император разъярится, виноватой будет признана Мэг.
Мне сделалось не по себе. Мэг росла в убеждении, что ее добрый приемный отец Нерон и ужасающий Зверь – два разных человека. Теперь я понимал, почему она предпочитала проводить время в нью-йоркских закоулках. Понимал, почему у нее так быстро менялось настроение – только что кружившаяся радостным вихрем, она могла буквально на глазах отгородиться стеной. Мэг просто не знала, от чего Зверь может сорваться с цепи.
Наши взгляды встретились. Губы у нее дрожали. Было видно, что она пытается найти выход, какой-то убедительный довод, который умиротворил бы отчима и позволил ей поступить по совести. Но я уже не был сладкоречивым богом и не мог заговорить такого оратора, как Нерон. И я не желал играть в его игры.
Вместо этого я последовал примеру Мэг, который всегда формулировался так: коротко и по делу.
– Он – зло. Ты – добро. Выбирай сама.
Было видно, что Мэг хотела услышать другое. Она поджала губы. Выпрямила плечи и свела лопатки, словно готовилась к прививке от кори – чему-то неприятному, болезненному, но необходимому. Положила руку на курчавую головенку карпоса. И негромко, но твердо сказала:
– Персик, возьми спички.
Малыш не заставил повторять дважды. Не успел Нерон моргнуть, как Персик вырвал коробок из его пальцев и отпрыгнул к Мэг.
Германцы взяли на изготовку копья, но император остановил их движением руки и посмотрел на приемную дочь так, словно она разбила ему сердце. Как будто оно у него было.
– Вижу, дорогуша, ты не готова к этому заданию. Моя ошибка. Винс, Гэри, возьмите Мэг, но не делайте ей больно. Вот когда попадем домой… – Он пожал плечами, всем своим видом выражая сожаление. – Что касается Аполлона и этого малыша, фруктового демона, то их придется сжечь.
– Нет, – прохрипела Мэг и, собравшись с силами, прокричала во весь голос: – НЕТ! – Вместе с ней закричала вся роща Додоны. И такой силы был порыв, что Нерон и его телохранители не устояли на ногах. Персик взвыл и ударился головой о землю.
А вот я на этот раз сумел приготовиться получше и, как только оглушительный хор достиг крещендо, мысленно зацепился за самую улетную песню, какую только смог вспомнить. «Y.M.C.A.» я исполнял – в костюме строительного рабочего – вместе с «Виллидж пипл», пока однажды не поцапался с индейцем из-за… Ну да ладно, это неважно.
– Мэг! – Я выхватил из кармана ветряные колокольчики и бросил их ей. – Повесь их на центральное дерево! Y.M.C.A. Сфокусируй энергию рощи! Y.M.C.A.
Ее лицо вытянулось от удивления. Повернувшись к роще, Мэг рванула в ворота. Персик, тряся головой, последовал за ней.
Я хотел пойти за ними, но не мог оставить Нерона и его служак с шестью заложниками. И, напевая «Y.M.C.A.», направился к ним.
Деревья закричали еще громче, но Нерон поднялся на колени, вытащил что-то из кармана – пузырек с какой-то жидкостью – и оросил землю перед собой. Ничего хорошего ждать от него не приходилось, но пока меня беспокоили проблемы более неотложные. Винс и Гэри уже вставали, и Винс даже бросил копье в моем направлении.
Злость толкает на безрассудство. Схватив копье за наконечник, я ударил Винса древком под подбородок. Обескураженный, он упал, а я взял его за грудки, оторвал от земли – германец был вдвое больше меня – и поднял. Мои руки налились силой. Я ощущал себя непобедимо сильным – как и надлежит богу, – хотя и понятия не имел, почему вернулась сила. Впрочем, момент для поиска ответов был явно неподходящий. Брошенный, словно диск, Винс пробил купол из сплетенных ветвей и скрылся из виду.
Избыток храбрости у императорских гвардейцев компенсировался недостатком ума. Демонстрация силы не убедила Гэри, который устремился в атаку вслед за Винсом.
Одной рукой я переломил его копье, второй пробил насквозь щит и ударил в грудь. Удар мог свалить и носорога.
Гэри рухнул бесформенной кучкой.
Я повернулся к Нерону, уже чувствуя, что сила пошла на убыль. Мышцы возвращались в обычное для смертного жалкое состояние. Оставалось только надеяться, что ее хватит, чтобы оторвать Нерону голову и засунуть ее поглубже в лиловый костюм.
Император ухмыльнулся:
– Ты глупец, Аполлон. Всегда ошибаешься с выбором
