— Перестать? О, очень хорошо. Значит, кое-что ты всё же выучила. А такое слово знаешь: красивая?
Я оглянулась:
— А что это?
— Нужно выучить, — сказал Андрюс.
— Хорошо, выучу, — пообещала я.
— Только у мамы не спрашивай, — сказал он. — Обещаешь?
— Хорошо. Скажи ещё раз.
— Красивая. Правда, это ты должна выучить сама.
— Выучу.
— Посмотрим, — улыбнулся Андрюс и пошёл прочь.
60
То был первый тёплый весенний день. Андрюс повстречался мне в очереди за хлебом.
— Вчера две страницы прочитала без чьей-либо помощи, — похвасталась я, взяв свой кусочек хлеба.
Андрюс не улыбался.
— Лина… — сказал он и взял меня за руку.
— Что?
— Не здесь.
Мы отошли от очереди. Андрюс молчал. Аккуратно он завёл меня за ближайший дом.
— В чём дело? — спросила я.
Он оглянулся по сторонам.
— Что происходит?
— Они людей перевозят, — прошептал он.
— НКВД?
— Да.
— Куда? — спросила я.
— Ещё не знаю.
Искры, что плясали в его глазах вчера, погасли.
— А почему? И как ты узнал?
— Лина… — сказал он, взяв меня за руку. Лицо у него стало таким, что я аж испугалась.
— Что?
Держа меня за руку, он произнёс:
— Ты в списке.
— В каком списке?
— Тех, кого перевозят. И Йонас, и ваша мама тоже.
— Они знают, что я брала папку? — спросила я.
Он покачал головой.
— А кто тебе сказал?
— Это всё, что мне известно, — произнёс Андрюс. Он опустил глаза и сжал мою ладонь.
Я взглянула на наши руки.
— Андрюс, — медленно сказала я, — а ты в списке?
Посмотрев мне в глаза, он покачал головой.
Я отпустила его руку и побежала между ветхих домов. Мама. Нужно сказать маме.
Куда нас везут? Из-за того, что мы не подписали документы? Кто же ещё в том списке?
— Лина, остынь! — сказала мама. — Успокойся.
— Нас куда-то перевозят. Мне Андрюс сказал, — выдохнула я.
— Может, домой, — предположил Йонас.
— Может, — сказала мама. — А может, в какое-то лучшее место.
— Может, к папе, — добавил Йонас.
— Мама, мы не подписали те документы. Ты не видела, какое у Андрюса было выражение лица, — сказала я.
— А где Андрюс? — спросил Йонас.
— Не знаю, — ответила я. — Его в списке нет.
Мама пошла искать Андрюса и госпожу Римас. Я же принялась наматывать круги по дому.
Доски пола скрипели — папа ходил туда-сюда по комнате.
— Лучше в Швецию, — сказала мама.
— Это невозможно, — объяснил папа. — Их единственный вариант — Германия.
— Костас, мы должны помочь, — сказала мама.
— Мы и помогаем. Они сядут на поезд в Польшу, и оттуда мы организуем им переезд в Германию.
— А документы?
— Готовы.
— Мне было бы спокойнее, если бы они были в Швеции, — сказала мама.
— Не получится. Германия.
— А кто едет в Германию? — крикнула я из столовой.
Стало тихо.
— Лина, я не знала, что ты здесь, — сказала мама, выходя из кухни.
— Я уроки делаю.
— Коллега твоего отца едет в Германию, — ответила мама.
— Вернусь к ужину, — сказал папа и, поцеловав маму в щёку, быстро пошёл к чёрному ходу.
Новость о нашем будущем переезде разгорелась в лагере — так от одной искры вспыхивает керосин. Люди то выбегали, то забегали в дома. Молниеносно распространялись слухи. Версии менялись ежеминутно, одна ужаснее и тревожнее другой. Кто-то утверждал, будто в лагерь привезут ещё энкавэдэшников. Кто-то говорил, что видел группу энкавэдэшников, которые заряжали винтовки. Правду никто не знал. Улюшка открыла дверь домика, о чём-то поговорила с Йонасом и быстро вышла.
— Она маму ищет, — сказал Йонас.
— Она что-то знает? — спросила я.
В дом забежала госпожа Грибас:
— Где ваша мама?
— Пошла искать Андрюса и госпожу Римас, — ответила я.
— Госпожа Римас у нас. Приводите маму к господину Сталасу.
Мы ждали. Я не знала, что делать. Паковать чемодан? Мы сейчас уезжаем? Или, быть может, Йонас прав? Может, мы едем домой? Но ведь мы не подписали. У меня перед глазами так и стояло тревожное выражение лица Андрюса, когда тот говорил, что мы в списке. Как он узнал, что в нём есть наши имена? И откуда знал, что его имени там нет?
Мама вернулась. В доме Лысого было не протолкнуться. Говорили всё громче и громче.
— Тише, — сказал мужчина, что накручивал часы. — Прошу всех сесть. Давайте послушаем Елену.
— Это правда, — начала она. — Существует список людей, которых будут перевозить.
— А откуда Андрюс узнал? — спросил Йонас.
— Госпожа Арвидас получила некую информацию. — Мама отвела взгляд. — Не знаю, как именно. Я в списке, и мои дети тоже. Госпожа Римас в списке. Госпожа Грибас, вы не в списке. Это всё, что мне известно.
Люди тут же принялись спрашивать: «А я?», «А мы?»
— Успокойтесь. Она уже сказала всё, что знает, — остановил их Лысый.
— Интересно, — произнёс господин с часами. — Госпожа Грибас не в списке. А она не подписала. Значит, речь идёт не о тех, кто не подписал.
— Ну пожалуйста, — умоляла госпожа Грибас, — не оставляйте меня здесь одну!
— Хватит разглагольствовать. Мы ведь ещё не знаем, что происходит, — сказал Лысый.
Я пыталась увидеть закономерность. Как нас отбирали для будущей перевозки? Но не видела. Психология сталинского террора, похоже, состояла в том, что никто не знал, чего ожидать дальше.
— Нужно быть готовыми, — сказал господин Лукас, накручивая часы. — Вспомните, как мы ехали сюда. А у нас сейчас и близко нет той силы. Раз уж придётся куда-то переезжать, то нужно подготовиться.
— Вы же не думаете, что нас снова загонят в те вагоны? — испуганно проговорила госпожа Римас.
Люди вскрикнули.
Как мы можем подготовиться? Еды ни у кого нет. Мы недоедали, ослабли. Продали и обменяли почти все ценные вещи.
— Раз уж это правда, и я не еду, то я подпишу, — заявила госпожа Грибас.
— Нет! Так нельзя! — сказала я.
— Перестаньте, — обратилась к ней госпожа Римас. — Попытайтесь рассуждать здраво.
— Я рассуждаю очень даже здраво, — сказала госпожа Грибас, глотая слёзы. — Если вы с Еленой уедете, я здесь буду практически одна. А если подпишу, то мне позволят учить детей в лагере. Хоть русский у меня и слабоват, но учить я могу. А когда останусь одна, мне понадобится возможность
