— Ай! — Лысый ударил меня по ноге. — Аккуратно, девочка! Ты чуть на меня не наступила.
— А где же мужчины? — спросила мама у госпожи Грибас.
— Их забрали.
— Нам нужны мужчины, чтобы помочь раненому, — заметила мама.
— Нет их. Нас как-то по группам рассортировали. Они сейчас всё людей ведут и в вагон бросают. Есть какие-то пожилые мужчины, но у них мало сил, — сказала госпожа Грибас.
Мама оглянулась по сторонам.
— Давайте детей на верхнюю полку посадим. Лина, подвинь, пожалуйста, Ону на нижней чуть-чуть, чтобы ребята могли залезть наверх.
— Не глупи, женщина! — возмутился Лысый. — Освободите место, так к нам ещё больше людей напихают!
Библиотекарша была меньше меня ростом, но крепкая. Ей хватило силы, чтобы помочь мне подвинуть Ону.
— Я госпожа Римас, — представилась она Оне.
Госпожа… Так библиотекарша замужем. Но где же её муж? Наверное, там, где и мой папа. Ребёнок надсадно закричал.
— У вас мальчик или девочка? — поинтересовалась госпожа Римас.
— Девочка, — слабым голосом ответила Она и подогнула свои босые ноги, чтобы освободить ещё немного места. Ноги у неё были поцарапаны и в грязи.
— Ей скоро кушать пора, — сказала госпожа Римас.
Я оглянулась вокруг. Голова у меня была словно отдельно от тела. Людей в вагоне становилось всё больше, пришла и какая-то женщина с сыном моего возраста. Меня кто-то дернул за рукав.
— Ты готовишься ко сну? — спросила у меня маленькая девочка с белокурыми, почти перламутровыми волосами.
— Что?
— Ты надела ночную сорочку. Ко сну готовишься? — Она показала мне потасканную куклу. — Это моя куколка.
Ночная рубашка. Я до сих пор в ночной рубашке. А Йонас всё ещё в моём голубом пальто. Я совсем забыла.
Я стала проталкиваться к маме и брату.
— Нам нужно переодеться, — сказала я.
— Здесь сейчас очень тесно, чемодан нам не открыть, — заметила мама. — Да и нет где переодеться.
— Ну пожалуйста, — попросил Йонас, кутаясь в моё пальто.
Мама попробовала сместиться в угол, но толку от этого было мало. Она наклонилась и еле-еле открыла чемодан. Засунув в него руку, она стала искать что-то на ощупь.
Я увидела свой розовый свитер и комбинацию. Наконец мама достала моё тёмно-синее платье из хлопка. Затем принялась искать штаны для Йонаса.
— Извините, госпожа, — сказала она женщине, которая сидела в углу вагона. — Можно с вами поменяться местами, чтобы мои дети переоделись?
— Это наше место! — отрезала женщина. — Мы не пересядем!
Двое её дочерей уставились на нас.
— Я понимаю, что это ваше место. Мы на минуточку, чтобы дети не у всех на глазах переодевались.
Женщина ничего не ответила и сложила руки на груди.
Мама толкнула нас в угол, почти на ту женщину.
— Эй! — закричала та, выставив перед собой руки.
— Ой, я приношу свои извинения. Просто ради приличия. — Мама взяла у Йонаса моё пальто и развернула его, словно ширму, закрыв нас от других людей.
Я быстро переоделась и закрыла Йонаса ещё и своей рубашкой.
— Он уписался! — сказала одна из девочек и показала на моего брата.
Йонас замер.
— Ты уписалась, девочка? — спросила я громко. — Бедная!
С тех пор, как мы поднялись в вагон, температура в нём всё поднималась и поднималась. Моё лицо обволакивал сырой запах пота. Мы протолкнулись к дверям, чтобы немного подышать. Поставили чемоданы один на другой, а сверху посадили Йонаса — в руках он держал узелок от тёти Регины. Мама стала на носочки и попыталась выглянуть на платформу, высматривая там отца.
— Вот. — Какой-то седой мужчина поставил на пол небольшой ящик. — Становитесь на него.
— Большое вам спасибо! — поблагодарила мама и сделала, как он предложил.
— И давно? — спросил он.
— Со вчера, — ответила мама.
— А чем он занимается? — спросил седой мужчина.
— Он работает проректором в университете. Его зовут Костас Вилкас.
— Вилкас, значит, — кивнул мужчина. У него были добрые глаза. — Красивые дети.
— Да. В отца пошли, — ответила мама.
Мы все сидели на бархатном диване, Йонас — у папы на коленях. Мама была одета в зелёное шёлковое платье в пол. Её светлые волосы спадали блестящей волной на одно плечо, а изумрудные серьги сверкали на свету. На папе был один из его тёмных костюмов. Я выбрала себе кремовое платье с коричневым атласным поясом и такую же ленточку для волос.
— Какая красивая семья, — сказал фотограф, пока устанавливал большой аппарат. — Костас, Лина просто у тебя удалась.
— Бедная, — пошутил папа. — Будем надеяться, что, когда вырастет, станет похожа на маму.
— Ага, надейся, — ответила я.
Все засмеялись. Сверкнула вспышка.
10
Я посчитала: сорок шесть человек набиты в эту клетку на колёсах. А может, даже гроб. Я рисовала пальцами на пыли в передней чисти вагона, стирала рисунки, а после начинала снова.
Люди спорили о том, куда нас везут. Одни говорили — в НКВД, другие — в Москву. Я окинула всех взглядом. Лица смотрели в будущее, каждое по-своему. Я видела решимость, гнев, страх, смятение. У кого-то — безнадёжность. Они уже сдались. А я?
Йонас отгонял от лица и волос мух. Мама тихо разговаривала с женщиной, сын которой был моим ровесником.
— Вы откуда? — спросил у Йонаса парень с тёмными волнистыми волосами и карими глазами. В школе в таких часто влюбляются.
— Из Каунаса, — ответил Йонас. — А вы?
— Из Шанчая[2].
Без слов мы неловко взглянули друг на друга.
— А где твой папа? — буркнул Йонас.
— В литовском войске. — Парень сделал паузу. — Он давно не появлялся дома.
Его мама была похожа на офицерскую жену, изящную и не привыкшую к грязи. Йонас болтал и дальше, мне не сразу удалось его остановить.
— А наш папа работает в университете. Я Йонас. Это моя сестра Лина.
Парень кивнул мне.
— А меня зовут Андрюс Арвидас.
Я кивнула в ответ и отвела взгляд.
— Как думаешь, они будут выпускать нас хоть на несколько минут? — спросил Йонас. — Тогда папа нас увидит, если будет на станции. Ведь сейчас он не может нас найти.
— Энкавэдэшники вряд ли хоть что-то будут нам позволять, — ответил Андрюс. — Я видел, как они били
