— Они называли нас свиньями, — заметил Йонас.
— Не слушай их. Сами они свиньи. Тупая свинота, — сказала я.
— Тише! Я бы такого не говорил! — сделал мне замечание Андрюс.
— А ты кто такой, полицейский, что ли? — спросила я.
Брови Андрюса взлетели вверх:
— Да нет, просто не хочется, чтобы вы попали в беду.
— Не надо нам беды, Лина, — сказал Йонас.
Я оглянулась и посмотрела на маму.
— Я отдала им всё, что у меня было. Солгала, сказав, что он слабоумный. У меня не было другого выбора, — шепотом рассказывала мама Андрюса. — Иначе нас бы разделили. Теперь у меня ничего нет.
— Понимаю, — сказала мама и взяла женщину за руку. — С нами тоже такое хотели сделать, хотя мальчику всего лишь десять лет.
Ребёнок Оны начал плакать. К маме подошла госпожа Римас.
— Она пытается накормить ребёнка, но почему-то не получается. Он не может взяться ротиком.
Часы тянулись, словно длинные дни. Люди стонали от жары и голода. Лысый жаловался на свою ногу, другие пытались обустроиться. Мне пришлось отказаться от рисования на полу, поэтому я стала царапать рисунки ногтем на стене.
Андрюс выскочил из вагона, чтобы сходить в туалет, но энкавэдэшник ударил его и забросил назад. От каждого выстрела и крика мы вздрагивали. Больше никто не решался покинуть вагон.
Кто-то заметил дыру размером с доску там, где сидела упрямая женщина с дочерьми. Они прятали её от других, как и то, что сквозь неё в вагон поступал свежий воздух. Люди начали кричать, требуя, чтобы они пересели. Когда их оттянули от того места, мы все по очереди воспользовались дырой в полу как туалетом. Хотя некоторые не смогли заставить себя справить нужду таким образом. От тех звуков и запахов у меня закружилась голова. Какой-то мальчик свесил голову из вагона — его стошнило.
Госпожа Римас собрала вместе всех детей и начала рассказывать им сказки. Ребята со всего вагона проталкивались к нашей библиотекарше. Даже дочери женщины, что всё время ворчала, отошли от матери и сидели, словно загипнотизированные волшебными сказками. Девочка с куклой прислонилась к госпоже Римас и сосала пальчик.
Мы сидели в кругу на полу библиотеки. Один из мальчиков помладше лежал на спине и сосал пальчик. Библиотекарша листала книжку с картинками и выразительно читала. Я слушала её и рисовала персонажей в блокноте. Нарисовала дракона, и сердце забилось быстрее. Он был словно живой. Я почувствовала волну его горячего дыхания, которая отбросила мои волосы назад. Затем я нарисовала убегающую принцессу с золотистыми волосами, тянущимися за ней по склону горы…
— Лина, готова идти?
Я взглянула вверх. Надо мной стояла библиотекарша. Все дети уже разошлись.
— Лина, ты себя хорошо чувствуешь? Ты так раскраснелась. Тебе не плохо?
Я покачала головой и показала ей блокнот.
— Ничего себе! Лина, это ты сама нарисовала? — Библиотекарша быстро потянулась за блокнотом.
Я улыбнулась и кивнула.
11
Солнце начало садиться. Мама заплела мои пропитанные потом волнистые волосы в косу. Я пыталась посчитать, сколько часов мы просидели заключёнными в этом ящике, и задавалась вопросом, сколько ещё часов нам предстоит провести в пути. Люди ели то, что взяли с собой. Большинство делились пищей. Хотя не все.
— Лина, тот хлеб… — начала мама.
Я покачала головой. Он и правда всё ещё лежит на моём столе?
— Я его не забрала, — ответила я.
— Ну что же, — сказала мама и понесла что-то покушать Оне. Она была разочарована — об этом говорили её поджатые губы.
Андрюс сидел, подтянув колена к подбородку, и курил сигарету. При этом смотрел он на меня.
— Сколько тебе лет? — спросила я.
— Семнадцать. — Он и дальше глазел на меня.
— И давно ты куришь?
— А кто ты такая, полицейский, что ли? — спросил он и отвёл взгляд.
Наступила ночь. В деревянном ящике было темно. Мама сказала, что нужно быть благодарными за то, что двери оставили открытыми. Хотя я не собиралась ни за что благодарить энкавэдэшников. Каждые несколько минут до нас доносился топот ботинок над вагоном. Мне не спалось. Было интересно, есть ли на небе луна, а если есть, то какая она. Папа говорил: учёные считают, что с Луны Земля кажется голубой. В ту ночь я была с ними согласна. Я бы нарисовала Землю голубой, отяжелевшей от слёз. Где же папа? Я закрыла глаза.
Что-то толкало меня в плечо. Я открыла глаза. В вагоне стало светлее. Надо мной стоял Андрюс и пытался растолкать меня носком ботинка. Он приложил палец к губам и мотнул головой в сторону. Я посмотрела на маму. Она спала, кутаясь в пальто. Йонаса рядом не было. Я стала оглядываться по сторонам: где же он? Андрюс снова толкнул меня и махнул рукой вперёд.
Я встала и принялась пробираться к выходу, переступая через узелки других людей. Йонас стоял в дверях вагона, прижимаясь к косяку.
— Андрюс сказал, что час назад прибыл длинный поезд. Кто-то говорит, что там мужчины, — прошептал Йонас. — Может, там папа?
— А кто тебе об этом сказал? — спросила я Андрюса.
— Да ладно, — ответил он. — Идёмте искать наших отцов.
Стоя в дверном проёме, я посмотрела вниз. На горизонте только показалось солнце. Если папа в самом деле на этом вокзале, то мне хотелось бы его найти.
— Я пойду и расскажу вам обо всём, что смогу узнать, — сказала я. — А где тот поезд?
— Позади, — сказал Андрюс. — Только ты не ходи. Я пойду.
— Но как ты найдёшь нашего отца? Ты ведь не знаешь, как он выглядит! — резко ответила я.
— Ты всегда такая любезная? — поинтересовался Андрюс.
— Может, вам стоит пойти вдвоём? — предложил Йонас.
— Я и сама могу, — сказала я. — Найду папу и приведу его к нам.
— Это глупо! Мы теряем время. И зачем я вообще тебя разбудил? — сказал Андрюс.
Я выглянула из вагона. Охранник метрах в тридцати стоял спиной к нам. Свесив ноги, я тихо спустилась на землю и пролезла под поезд. Андрюс обогнал меня. Вдруг мы услышали крик — это прыгнул Йонас. Андрюс схватил его, и мы втроём нырнули под поезд в попытке спрятаться за колесом. Энкавэдэшник остановился и принялся оглядываться по сторонам.
Я закрыла Йонасу рот. Задержав дыхание, мы притаились за колесом. Офицер пошёл дальше.
Андрюс выглянул с другой стороны и помахал нам, чтоб мы шли за ним.
