***
У Микаэля раскалывается голова, хотя не должна раскалываться. Когда он подбирал модель шунта, он, разумеется, выбрал ту, что обладала всем необходимым -- и даже сверх того. Такая модель означала, что головная боль Мика впредь беспокоить не будет.
Но голова раскалывалась.
Тогда беззвучно вошёл Стэн и поставил на стол чашку кофе.
Лойс демонстративно спряталась, потому что -- не одобряет кофе. Она, разумеется, высчитала коэффициент повышения риска сердечных заболеваний в связи с чрезмерным потреблением кофе. У них с Лойс разные представления о чрезмерности. Он ей как-то объяснял, что "чрезмерно" -- это когда "льётся из ушей." Но у Лойс нет чувства юмора (или она его тщательно скрывает). К тому же она -- его преданная фанатка ещё со времен <i>вне тела.</i>
Так что кофе -- всегда и без исключения инициатива Стэна.
И в который раз Микаэлю хочется спросить, каково это -- делить тело с кем-то другим. И в который раз он не спрашивает: у него раскалывается голова, а кофе пахнет превосходно, и он горячий, и можно жить дальше.
Даже когда мир радостно, вприпрыжку несётся в пропасть. Разумеется, во Вселенной царит демократия, настоящая демократия, поэтому в пропасть мир несётся вполне легитимно, с одобрения квалифицированного большинства. Только никому не понравится, когда на Эребусе вспыхнет новый мятеж и пострадают люди, и...
Микаэль пьёт кофе.
Может, и не вспыхнет, может, и не пострадают. Может, один Микаэль здесь сидит дурак дураком и ждёт конца мира.
Но циркулируют неприятные слухи. Говорят, что некто раздобыл такую штуку, про которую наверняка думает: "Вау, она сделает меня властелином Вселенной!" Но Микаэль считает, что скорее это "штука, которая нас всех убьёт."
Вот что он думает, и он уже предпринимает попытки получить всю необходимую информацию, но... Время. Времени никогда не бывает достаточно, его всегда слишком мало. Он не понимает, как люди прошлого умудрялись всё успеть за крошечные отмеренные им пятьдесят (а даже и семьдесят) лет.
Он трёт глаза.
Потом Лойс (уже Лойс) тренькает коммутатором:
-- Вам письмо, сэр, срочное.
Микаэль нажимает на почтовый значок.
"Довожу до Вашего сведения, сэр, что в отношении Вашего брата была предпринята попытка похищения. Прошу оказать содействие и предоставить надежное судно по прилагающимся координатам в ближайшее же время. С уважением, капитан Гарри Лефорт. "
Вот как.
Теперь уже спать не хочется, хотя голова болит по-прежнему.
***
Харди всей кожей разом ощущает, за что пустыни ненавидит ещё больше джунглей.
В джунглях жарко, прело, сумрачно, но жить можно, особенно когда не слишком торопишься. Пустыня -- это ад, такой, каким его изображали древние. Это раскаленная сковорода до самого горизонта, и песок проникает во все места, в какие только может, и натирает ноги, и раздражает кожу под швами футболки, и скрипит на зубах.
Харди подумал: мы не продержимся в этом аду шестнадцать часов.
-- Какова продолжительность суток на этой планете? -- уточнил у Лефорта, к которому не решил, как будет относиться.
-- Тридцать шесть часов, -- невозмутимо отозвался Лефорт и первым выпрыгнул в это пекло из кондиционированной прохлады шаттла. -- Неудачно, конечно, что мы попали сюда ранним утром, ночью идти было бы гораздо легче.
-- То есть дальше будет жарче? -- уточнил Харди, запоздало злясь (в основном -- на мироздание).
-- К сожалению.
Джона хлопал глазами и нормально просыпаться не спешил, и Харди, поднявшись, поволок его за собой и подпер плечом.
Лефорт ожидал снизу и помог спуститься, подпёр со своей стороны. И стоял на этой жаре, от которой уже сейчас жгло кожу.
Харди быстро проверил, что найденный в шаттле фазер заряжен и готов к использованию, и сделал это как можно более демонстративно (а в левом сапоге пряталась маленькая световая граната, но Харди надеялся, что до неё не дойдёт). Лефорт и глазом не моргнул.
Они поправили рюкзаки, ещё раз перепроверили запасы воды, Харди снова похлопал Джону по щекам и уныло решил, что, возможно, придётся тащить на себе.
Но Джона перебирал ногами. Харди -- тоже, а Лефорт шагал вперёд с неутомимостью. Ну, собственно, с чего ему утомляться, это не у него день начался отнюдь не с кофе, а с дула фазера в спину.
***
Планета Арзуми пережила две волны колонизация, и вторая была сперва неохотной, вынужденной и теперь всё никак не завершалась.
Но и до первой Арзуми отнюдь не была необитаемой на протяжении всей своей истории. Просто от местной цивилизации остались только редко встречающиеся каменные пирамидки высотой в пять-десять ярдов и развалины чего-то, что можно было бы счесть архаическими ритуальными городами. По крайней мере, так сочли исследователи. Эти же самые исследователи дали добро на колонизацию, поскольку пришли к выводу, что следы древней цивилизации хотя и небезынтересны, но вовсе не мешают заселению такой прекрасной планеты, никакого терраформирования к тому же не требующей.
Первые колонизаторы не успели даже прочно обосноваться перед тем, как случилось <i>что-то</i>.
<i>Что-то</i> случалось половину тысячелетия назад довольно часто, и бывало таким же необъяснимым, как полная стерильность абсолютно здоровых терранок на пятой планете второй звезды созвездия Лебедя (покинув планету, те же самые терранки благополучно производили на свет потомство).
Просто однажды люди сошли с ума и друг друга перестреляли. Их было относительно немного -- каких-то пять тысяч человек, поэтому событие вызвало определенный резонанс, но довольно быстро забылось. Слишком много всего происходило разом. Через два столетия планету опять тщательно исследовали, ни к какому определенному выводу не пришли и опять дали добро на колонизацию.
Потомки тех робких, напуганных колонистов чувствовали себя на планете вполне неплохо, радостно отпраздновали в минувшем году трехсотлетие первого поселения и продолжили себе приторговывать на чёрном рынке местными яшмовыми скорпионами, чей яд вызывал приятные и относительно безопасные галлюцинации.
Официально на планете проживало около миллиона человек, в основном терранцы и ниглианцы, неофициально на нелегальные промыслы ежегодно прилетало ещё около пятидесяти тысяч человек. Планета принимала и прятала в своих песках всех. Некоторых перемалывала в пыль, другим позволяла разбогатеть -- сказочно или не очень.
***
Джона бормотал себе под нос, а Харди обливался потом.
Подпирать Джону плечом было особенно жарко, и песок, разумеется, уже просочился в сапоги, герметично соединенные с походными штанами. Потому что для песка нет разницы между герметичным и негерметичным, ему всё едино.
Пустыня не только жарила, а ещё подвывала и странным образом покрикивала, и давила чем-то незримым, но неприятным.
Харди старался не всматриваться в неё, чтобы чего-нибудь не увидеть, но всё
