Странная фигурка, вроде черного кружка с рогами, действительно торчала на ровном месте и, что интересно, к ней вела дорога от шоссе. Но понять, что она означает, сходу не получалось.
Планшет имел выносную камеру, которой Евсей Карпович уже наловчился управлять. Он включил ее, сориентировал лучи, идущие из узких щелей, и воскликнул:
– Вот что это за прыщ! Мачта!
Трифон Орентьевич шарахнулся – кусок живого мира предстал перед ним, с деревьями, с длинными домами почти без окон. То, что Евсей Карпович назвал мачтой, было высоченным сооружением из черного железа; если мерить в деревьях, а сосна – дерево высокое, то по меньшей мере три.
– Я такое видел, – сказал Трифон Орентьевич. – В Париже. Называется – Эйфелева башня.
Ни в каком Париже он не был, а просто нашел в книге картинку и запомнил название.
– Нет! Никакая не Эйфелева! – возмутился Евсей Карпович и даже затопал от злости. – А причальная мачта для дирижабля! Вот они куда потащились! Дирижабль портить! Ты что на меня уставился?! За своими подгоревшими сковородками света белого не видишь?!
В какой-то мере старый домовой дедушка был прав. Трифон Орентьевич смолоду пристрастился к чтению, но это было занимательное чтение. В квартире, где следил за порядком дед Мартын Фомич, проживал старый профессор – надо полагать, исторических наук. Там было полно учебников и словарей, но все это добро было старше самого профессора. А книг про всякие технические штуки не водилось вовсе.
– Ты, Евсей Карпович, по-хорошему объясни, сделай милость.
– Новостные программы смотреть надо, – буркнул Евсей Карпович. – Погоди, я сейчас найду…
* * *О том, что пора возрождать дирижабли, умные люди говорили уже давно. Однако было не до них – пока не встал ребром вопрос об освоении окраин. Не всюду можно проложить дороги, да и обойдется прокладка столько, что каждый километр окажется золотым. Не всюду можно и строить аэродромы, не все можно таскать вертолетами… А мачту для дирижабля устанавливают на любом пятачке, и груза он берет немало. Для быстрого строительства в необжитом месте дирижабль – лучшее, что только можно придумать. А что ползет медленно – так кирпичам и бетонным блокам торопиться некуда и скандалить они не станут. К северу от Протасова, примерно в двух сотнях километров от города, у Берендеева озера, откуда вытекает сумасшедшая лесная речка Берладка, решено было ставить причальную мачту. Место выбрали с умом. После двух недавних лесных пожаров, с которыми насилу справились, желательно было подвесить над местностью дирижабль с приличным грузом воды. Еще чуть севернее много лет подряд работали геологические экспедиции, и они накопали немало любопытного. Раньше до здешних мест у высокого начальства руки не доходили – месторождения алюминиевых руд считались скромными и незначительными, геологам отвечено было: «Овчинка выделки не стоит». Но теперь о них вспомнили – не так много в недрах страны этого самого алюминия. Нужно было ставить поселок, а не палаточный городок, устраиваться в нем надолго. Домовые имели об алюминии свое понятие – поскольку на многих кухнях, особенно у пожилых хозяек, водилась посуда из этого легкого и не желающего ржаветь металла. Но чистить ее было нелегко, опять же – помять ее было легко, а поди выпрями у кастрюли бока, умаешься! Домовые обычно радовались, когда старая посуда выносилась на мусорку, а взамен заводились сковородки с керамическим покрытием. Так что старые домовые дедушки еще могли порассказать о кастрюльках, в которых молоко не пригорало, а молодежь это слушала примерно так же, как страшные истории про кикимору. С мачтой была связана еще одна затея – курсы для пилотов. Дирижабль хоть и медлителен, а управлению следует учиться. Несколько зданий, обнаруженных Евсеем Карповичем возле мачты, как раз предназначались для преподавателей и курсантов. – Так вот они куда подались… – пробормотал, осознав беду, Трифон Орентьевич. – Как же быть-то?
Если бы рядом стояла супруга – он бы приосанился, собрался с духом, заявил, что и не такие беды видывал, да справлялся. Перед женой нужно выглядеть героем, это он знал твердо. Перед старым упрямым Евсеем Карповичем, бывшим старше чуть ли не втрое, хорохориться не приходилось. И даже было вредно – насколько Трифон Орентьевич знал этого домового дедушку, Евсей Карпович мог и завизжать, и укусить, и поди потом с ним помирись. А без него эту кашу никак не расхлебать…
– Нужно моему Денису Анатольевичу сказать.
Евсей Карпович раньше в разговорах с домовыми называл своего хозяина попросту Дениской. Но чем старше становился Денис, тем большее уважение к нему показывал домовой дедушка. Матрена Даниловна, тайком к нему бегавшая, все печалилась: негоже такому замечательному хозяину – да без жены с детишками.
– Вот переедем на новую квартиру – будет и жена, будут и детишки, – отвечал Евсей Карпович. – В однокомнатной съемной только дурак семью заводит.
И это еще больше огорчало Матрену Даниловну – ведь если Денис переберется в новое жилье, по всем правилам пригласив с собой домового, то она-то с кем останется? С постылым супругом Лукьяном Пафнутьевичем, который вконец обленился?
– А что может сделать против гремлинов твой Денис Анатольевич?
Домовые крепко задумались.
Брауни умеют очень ловко прятаться от людей; гремлины, значит, тоже. Посылать людей на охоту за гремлинами нелепо. Есть ли в здешних краях колдуны, способные сладить с этой нечистью, – неизвестно. Не ставить же на них мышеловки! И так получается, что, кроме домовых, остановить зловредный отряд некому.
– Этот твой Олд Расти, чтоб он сдох, уже по-русски малость лепечет, – рассуждал Евсей Карпович. – Значит, с деревенскими домовыми худо-бедно сговорится. А они же деньги любят! А гремлины без денег в дорогу вряд ли вышли. Так что смогут пропитанием себя обеспечить. И это плохо…
– Но другое хорошо! Они пойдут пешком. Ведь ежели они заберутся в автомобиль или автобус, то не удержатся – испортят его! – сказал Трифон Орентьевич. – И мы можем их опередить.
– Опередим – а дальше что? Ты знаешь, как с гремлинами воевать? Вот и я не знаю!
– Одно средство у меня есть. Подействует ли – не знаю. Дома в мешке сидит…
– Что за средство?
Трифон Орентьевич ответил не сразу.
– Ты, Евсей Карпович, не серчай. Неохота напоминать тебе…
– Вот ты про что! Он как, жив еще?
– А что ему сделается! Я его по подвалам таскаю, он крыс отлично истребляет. Тем и кормится.
Евсею Карповичу действительно было неприятно говорить о том, кто у Трифона Орентьевича дома в мешке сидит.
Два десятка дет назад старый домовой дедушка пристрастился к компьютерной игрушке, в которой бегал по лабиринту рот и глотал кристаллы. Так Евсей Карпович увлекся, что вообразил, будто он этот самый рот и есть. И сработала никому не понятная магия – он оживил, можно сказать,
