— Настя…
Но она уже отстраняется, спокойно снимая с себя мои руки. Говорит, поднимая лицо, пуская на губы скупую улыбку. Вполне дружелюбную, такую, какой могла бы одарить случайного знакомого, однажды мелькнувшего в жизни.
— Да все нормально, Стас, просто неожиданно такое услышать, помня нашу первую встречу. Я тоже очень рада тебя видеть, не смотря ни на что. Ты извини, — обходит стороной, чтобы остановиться в паре шагов, коснувшись ладонью виска, — не знала, что ты дома и тем более не один, иначе предупредила бы звонком в дверь. Неудобно получилось.
— Что?
— Извинись за меня перед девушкой, пожалуйста. Кажется, я ее смутила.
Какая к черту…
Я вспоминаю блондинку, пять минут назад сползающую по мне, и мир тут же бледнеет.
Янка. Сама запрыгнула в машину, попросив подвезти. Сама с обещанием заглянула в глаза, провела губами по шее, засмеялась игриво: «Фролов, меня ждет до боли скучный вечер. Спаси, а? Последний год в универе, не дай девушке сдохнуть от скуки», сославшись на сволочной день. И я снова взял то, что предложили. Всегда брал, если хотел. Такое уже случалось между нами. Заскочить на час домой и разбежаться, получив удовольствие, — почему нет? Взрослый мир, твою мать, и момент откровения.
Сейчас рядом с Эльфом я вдруг чувствую себя грязным. Смердящим от секса и запаха случайной женщины, который сидит на коже. Чем я думал, когда обнимал своего Эльфа? Просто крышу сорвало, едва увидел…
Она всегда была лучше и чище меня, всегда. Я чувствовал это еще подростком. Светлая девчонка с ясными синими глазами, что умели смотреть в душу. Вот и сейчас смотрит так, словно все знает о моих мыслях. Снова напряженно улыбается, опускает ресницы, а мне уже не хватает ее глаз.
Настя Матвеева. Моя сводная сестра. Пять лет назад эта девчонка ценой моей собственной ненависти вырвала у меня сердце и вот она снова здесь, чтобы одним своим появлением заставить его биться как сумасшедшее…
Сказать хочется гораздо больше, чем следует говорить при первой встрече тому, кто однажды уже потерял к тебе доверие.
— Этот дом и твой тоже. Жаль, что я не знал. Ничего не знал о тебе. Настя…
На этот раз у меня не получается к ней подойти. Ее натянутая спина говорит без слов, что девушка не хочет, чтобы к ней прикасались. Она отвечает приветливо, но поспешно, ясно давая понять, что даже после стольких лет совсем не расположена к беседе.
Не удивительно, если вспомнить, как мы расстались и какой сволочью я показал себя в нашей прошлой жизни.
— Тебя ждут, Стас, а я устала. С утра сегодня на ногах — поезд, перелет, дорога. Если позволишь, я все же выпью кофе. Ты не волнуйся, — она подходит ближе, чтобы вернуть в руки чашку с горячим напитком, но тут же отходит к столу. — Я уже не та беспомощная девчонка. Спасибо Галине Юрьевне за то, что помогла перевестись в ваш университет и приняла под свой кров. Теперь осталось найти работу и снять жилье. Не хочу осложнять тебе жизнь, я все понимаю.
Не понимает. Но… неважно. После стольких лет безнадежного ожидания она здесь и это главное.
Я тоже делаю себе крепкий кофе и следом за ней сажусь за стол. Если она и удивлена, то виду не подает.
— Угощайся, — вдруг показывает на какие-то пирожные, аккуратно разложенные на блюде. — Раз уж ты не спешишь, попробуй. Очень вкусные профитроли. Как думаешь, твоей маме понравятся?
Мы сидим на расстоянии вытянутой руки и встречаемся взглядами. Не отпускаем друг друга, внимательно разглядывая лица. Я не видел своего Эльфа пять лет, она стала просто красавицей. Какие уж тут, к черту, профитроли.
«… - Я люблю ее! Ты меня слышишь! Люблю! — очень смелое и до злобы упрямое, брошенное в лицо матери. С вызовом и ненавистью на весь мир, отнявший у меня Эльфа. И плевать, что слезы в глазах, а отчим смотрит волком. Я не могу и не хочу бороться с болью, раздирающей грудь.
Хлесткая пощечина по лицу. И еще одна. И еще. Такой силы, что на ногах не устоять. У матери всегда была твердая рука и железный характер. Она знала, как наказать меня. А я знал, что заслужил.
— Дурак! Себя вини, Стаська! Ты постарался на славу, чтобы сломать эту девочку. Никогда не спрашивай меня о Насте! Никогда! У тебя нет права знать о ней! И не будет, уж я постараюсь. Не сейчас, так точно! Лучше моли Бога, чтобы этот ребенок вернулся к нормально жизни и простил всех нас. Где ты был со своей любовью, когда ее распинали?! Что тебе стоило принять ее?! Может, я тебя обделила в чем-то?!.. Убирайся с глаз, видеть тебя не хочу!»
Да, я не имел и не имею никакого права знать, но я страшно рад, что она вернулась.
— Я не думаю, а уверен, что госпоже директору понравятся эти профитроли, — отвечаю честно. — И твоему отцу тоже.
Она подбирается в плечах и чуть хмурится. Смотрит на меня с осторожным ожиданием, прежде чем сказать.
— Стас…
— Да?
— Наверно, даже лучше, что мы одни. Пока не вернулись родители, я хочу, чтобы ты услышал от меня. Это насчет Галины Юрьевны…
То ли я налил кофе в слишком маленькую чашку, то ли во мне внезапно проснулась жажда от близости Эльфа, но на третий глоток напиток заканчивается. Я отодвигаю пустую посудину прочь, оставляя пальцы лежать рядом с девичьей рукой. Смотрю на губы, что под моим взглядом мягко смыкаются, рассказывая о том, как повзрослела их обладательница.
— У тебя удивительная мать и я ее очень люблю. Очень. Сейчас у меня нет человека ближе, чем она. Поэтому хочу, чтобы ты знал: я называю Галину Юрьевну мамой. Это важно для меня. Надеюсь, ты не будешь против?
Она внимательно смотрит из-под длинных ресниц, словно ждет осуждения с моей стороны.
— А разве я могу? — Я действительно не удивлен. — Уверен, у вас это взаимно. Когда-то мать чуть не спустила с меня шкуру за то, что тебя обидел. Постой, — я вдруг понимаю то, что следовало понять сразу: — Значит, Нина Ивановна…
— Да. Полгода уже. А разве отец не говорил?
— Нет. Мы не близки с ним. Совсем. С того самого случая. Эльф, послушай…
— Да? — она поднимает, упавшую было голову, но тут же спохватывается: — Стас, — просит серьезно, убирая ладонь со стола к себе на колени, — перестань. Ну, какой я эльф? Смешно же звучит.
Но мне так не кажется, и я вновь ей это повторяю. Признаюсь, глядя в глаза:
— Я ничего о тебе не знаю. Ты изменилась.
Синий взгляд в ответ смотрит предельно честно.
— Ты тоже, Стас.
— Скажи, ты когда-нибудь спрашивала мать обо мне?
— Да, иногда. Но ничего о личном. — И вдруг неожиданное:
— А ты?
— Нет, никогда.
— Я так и думала. — Правда или мне слышится в ее голосе разочарованный вздох. — Глупости это все.
Она встает из-за стола, поднимает чашки и споласкивает их в раковине. Двигается привычно, как будто делала это только вчера. Оборачивается через плечо, пока я смотрю на нее, все еще пытаясь поверить, что она не видение.
— Стас, тебя по-прежнему ждут, а я устала. Иди к девушке. Если скажешь, где мне можно расположиться, я буду очень благодарна.
— В моей комнате.
Ее плечи так и застывают.
— У тебя удивительное чувство юмора, — она произносит это тихо и холодно, отворачиваясь, однако я слышу. — Не смешно.
— Согласен. Но в соседней комнате ты сама не захочешь быть. И в спальне для гостей тоже.
— Почему?
— Там не мешало бы сменить постель.
— Мне все равно.
— А мне нет.
— Послушай, Стас, на самом деле это большой дом…
Я поднимаюсь из-за стола и направляюсь к выходу.
— Брось, Эльф. Я же знаю, что ты скучала по своей комнате.
Останавливаюсь на пороге кухни, чтобы обернуться и еще раз увидеть ее глаза.
— По нашей комнате. Правда? — задаю вопрос, вдруг отчаянно желая услышать от нее только один ответ.
И она отвечает:
— Правда.
18
Янка курит и молчит всю дорогу. Хоть не лезет с расспросами — и то хлеб. Я сейчас не настроен ни к откровению, ни к благодарности.
— Куда тебя подбросить? — спрашиваю девушку, выгоняя «Мазду» на центральный проспект, и слышу в ответ адрес.
