— Переночуешь сегодня здесь, а завтра я его заставлю за собой убрать. Взял моду — девок по комнатам водить! Как будто у него своей спальни нет! Пора с этим прекращать.
— Стася, — задерживается на пороге, прежде чем уйти. Гладит меня по плечам, голове. Голубит, смягчаясь во взгляде, так, как могла бы ласкать своего ребенка настоящая мать. — Если только тебе что-то не понравится в этом доме, сразу говори мне. Не молчи, слышишь?
И я спешу ее успокоить:
— Не переживай, мама Галя. Я уже выросла и успела тебя полюбить. Вряд ли сегодня меня напугают слова твоего сына о ненависти.
— Вот и хорошо! Пусть знает, что у меня не один. Теперь почувствует на собственной шкуре.
Мы желаем друг другу спокойной ночи, и я снова остаюсь в этом доме за закрытой дверью, как уже случалось однажды. Смотрю на кровать, на которой спал Стас, на которой сама когда-то лежала, понимая, что спал он тут с кем-то или нет, я все равно усну без задних ног.
POV Стас
Не помню, когда наступил вечер. Фонтаны смолкли, набережная опустела. Вспыхнувшие в сумерках фонари осветили компанию молодежи у пристани, одинокие парочки у парапета, и несколько речных кафешек невдалеке, призывно замигавших неоновой рекламой. Редкий момент тишины. Совсем скоро здесь начнется ночная жизнь.
— Эй, красавчик, ты там не уснул? Угости девочек сигаретой!
В приспущенное боковое стекло автомобиля стучат, я открываю глаза, догадавшись, что надолго отключился от мира, оставшись наедине с мыслями. Опустив стеклоподъемник, улыбаюсь двум незнакомкам, запуская пятерню в волосы и включая двигатель.
— Не курю, девушки, и вам не советую.
От еще влажной одежды пахнет тиной и рекой, я вдруг чувствую острую необходимость оказаться дома.
— Ого, парень, а ты действительно симпатичный! — тут же замечает одна из девушек. Щелкнув зажигалкой, прикуривает оказавшуюся в руке сигарету. — Случайно не одинокий? А то встретить богатого, да еще и одинокого, сейчас такая редкость.
— А я, значит, богатый?
— Ну, судя по тачке, не бедствуешь, — хихикает своей догадке. — Новая игрушка, сразу видно, и дорогая. Может, пойдешь с нами в клуб за компанию? Сейчас как раз «Парадиз-бар» откроется. Будет весело. Заодно и коктейлем угостишь, если не жлоб. А хочешь, покатаемся?
— Ну, допустим не жлоб. А что дальше, девочки? — задаю нескромный вопрос, разглядывая ночных акул, что с наступлением темноты уже вышли на охоту. — Какие перспективы?
Девчонки переглядываются. Урчащее, пропахшее теплой кожей нутро «Мазды» манит не меньше, чем лежащий на соседнем сидении бумажник, обещая нескучную ночь.
— Все зависит от твоих возможностей, красавчик.
Это верно. Честный ответ. Вполне приемлем для мира, где все продается и покупается. Вот только мне хочется услышать совсем иное.
— А по любви, значит, нет?.. Я хочу по любви. Давно хочу. Так как насчет чувств?
Меня самого удивляют слетевшие с губ слова, не удивительно, что незнакомки озадаченно хмурятся.
— Ты что, чокнутый, что ли? — неуверенно переминаются на каблуках, не понимая глубины шутки, подозрительно похожей на правду, и я спешу согласиться, вспомнив худенькую пятнадцатилетнюю девчонку в смешном пальто и шапке, однажды вошедшую в мою жизнь.
— Пожалуй, да. Хорошего вечера, девушки, — желаю на прощание, включаю фары и, наконец, срываю «Мазду» с места. — И щедрых вам клиентов.
Мать не спит. Сидит в гостиной у телевизора, что тихо бубнит вечерними новостями в пустоту, закинув ноги на кресло, положив голову на высокую диванную подушку, читает. Увидев меня, пересекающего ей навстречу холл, вскидывает брови и откладывает книгу на колени.
— Ты что, сын, под дождь попал и не просох? Так погода вроде бы сырости не обещала. Что случилось?
— Нет. В реке искупался, так получилось. Где Настя?
Госпожа директор даже не делает вид, что удивлена.
— Вот сразу с порога: где Настя? Что ты еще хочешь знать?
— Мать, не начинай.
— И не думала даже.
Мы говорим тихо, отчима в гостиной нет, и взгляд у матери скорее осуждающий, чем по-настоящему сердитый. Конечно, ей все известно, но я все равно чувствую, что должен сказать:
— Я не ожидал, что она приедет, иначе никого бы не привел сюда. Ты знаешь.
Да, знает. Я не скрывал от матери свою боль. Она помнит, чего ей стоило отрезвить меня после отъезда Эльфа и как долго заживали порезы на запястьях, которые я медленно, снова и снова, упрямо сжав рот, все глубже наносил себе лезвием, отказавшись с кем бы то ни было говорить.
— Ну, извини, Стаська, что соломку под задницу не подстелила и передок белой манишкой не прикрыла. Может и лучше, что Настя увидела все своими глазами. То, как именно ты живешь. Ведь это правда.
— К черту, мам, — я останавливаюсь и смотрю в дорогие сердцу глаза. Которым как бы ни хотел — не соврать. — Ты же все понимаешь!
— Я — да. А ты-то? Что понимаешь ты?
— Ничего не изменилось. С той самой последней минуты — ничего.
— И сколько тебе понадобилось времени, чтобы это понять?
— Я всегда это знал. Только не говори, что так не бывает.
Мать долго молчит, разглядывая меня. Встает с дивана, откладывает книгу в сторону, чтобы снова повернуться и посмотреть в лицо. Ответить спокойно, с твердой уверенностью, что ее услышат.
— Для тебя, возможно, и не изменилось, Стаська, но не для Насти. У нее теперь своя жизнь, свои друзья и своя территория, независимо от того, где она живет. Я хочу, сын, чтобы ты с этим считался. Красивый ты у меня парень, горячий и надеюсь не дурак. Не навороти дел, иначе больше шанса не будет. Так или иначе, я все равно приму любой выбор Насти.
Мать желает мне спокойной ночи и уходит, на прощание укорив за комнату и неизвестную подружку. С материнской горечью в глазах треплет макушку, когда я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку. Я знаю: она привыкла вставать рано, чтобы удержать под жестким контролем разрастающийся с каждым днем холдинг, сегодняшний день давно подошел к концу, и чувство вины за то, что заставил себя ждать, находит горький отголосок в душе.
Сколько раз я испытывал ее нервы на прочность, когда днями не приходил домой, не давал о себе знать? Заявлялся пьяным с дружками, а то и в обнимку с очередной девчонкой, на которую утром не мог смотреть?.. Не сосчитать. Пора бы уже дать Галине Фроловой возможность выдохнуть. Или убраться к чертовой матери со своими проблемами с ее глаз!
Конечно, Эльф так и не вошла в мою комнату, решив расположиться в соседней. Не стоило и надеяться, что после всего она легко примет от сводного брата такую щедрость. Наверняка мое предложение, после всей той ненависти, что я когда-то вылил на нее, показалось ей глупой шуткой. Злой шуткой, если уж быть до конца честным.
Я подхожу к двери спальни, за которой она спит, и прислоняюсь плечом к стене. Руки сами тянуться к карманам в поисках пачки сигарет, и не найдя ее там — сжимаются в кулаки. Я бросил курить год назад, но сейчас, слыша в тишине холла собственное, лихорадочное биение сердца, мне хочется унять его парой крепких затяжек. Продрать горьким дымом пересохшее горло и снова, как пять лет назад, хрипло повторить ее имя. Тихо, в ночь, как повторял сотни раз в ту зиму, не в силах себе простить.
Она уехала, мать раз и навсегда запретила задавать вопросы о Насте, и я не спрашивал, зная, что не имею права. Но не было дня, когда бы ни вспоминал своего нежного Эльфа. То, как осторожно касался ее, в редкий миг смелости отпуская на волю свои чувства.
Ладонь ложится на дверную ручку, мягко щелкает, открываясь, собачка замка, и я захожу в спальню прежде, чем успеваю дать оценку тому, что делаю.
POV Настя
Утро наступает поздно. Гораздо позже того времени, в которое я обычно привыкла просыпаться в нашей с бабушкой квартире или в версальском таунхаусе. С удовольствием потянувшись на подушке после крепкого сна, с удивлением встречаю первую мысль о том, что я снова нахожусь в доме мачехи и отца. Сажусь в кровати, потираю лицо, понимая, что бессовестно проспала завтрак, а может, и обед. Вот же соня!
