Ну, домой, так домой.
— Послушай, Стас…
Я останавливаю машину у высотного дома, моя недавняя подруга еще не успела закрыть за собой дверь, а мне уже не терпится сорваться с места.
— Да?
Она наклоняется и задумчиво смотрит. Снова молчит.
— Ну что еще, Янка? — не выдерживаю ее грустного взгляда. — Только не говори, что я тебя бортонул. Мы выбрали неудачный момент, вот и все. Ты знала, что этим все закончится. Всегда заканчивается, иначе бы не села в машину.
— Не в том дело, Фролов. Я всем довольна, ты был на высоте. Просто… Я думала, это шутка.
— Что именно?
— Татуировка. Надпись на твоей груди. Мне казалось это шутка. Ну, типа фетиша или подростковой заморочки на тему эпичного фентези. Мало ли кто на чем двинулся. А оказалось…
— Загорская, тебе не о чем поговорить? Я и так сказал слишком много.
— Мне интересно, Фролов. Все это время мы с девчонками считали, что ты перечитал Толкиена. Думали, нашел хитрый способ избежать отношений. Ты никогда не вешал лапшу на уши, это верно, но и не объяснял…
— А разве должен был?
— Ну, мне же сегодня сказал.
— Хорошо. Она существует, теперь ты знаешь. И я однажды двинулся, это так.
— Без надежды на выздоровление?
— Без.
— Когда ты успел? Твой Эльф — совсем молоденькая девушка, а я помню татуировку с первого курса. Фролов, ты что, попался, как юный Ромео?
— Иди к черту, Янка!
Блондинка хлопает дверью и смеется. Требовательно стучит в окно, когда я трогаюсь с места.
— Ну, что еще? — стекло ползет вниз.
— Попрощаться хотела. Только ядом не плюйся! Ты мне кое-что должен, Стас, теперь я знаю твою тайну!
Должен, но сегодня я все долги прощаю.
И я тоже ей улыбаюсь, понимая, на что она намекает.
— Обойдешься! — отвечаю, после чего все-таки уезжаю.
Сейчас вечер и город шумит. По телефону мать сообщает, что они с отчимом на подъезде к дому, и я приезжаю на набережную. Мне не хочется отнимать у Эльфа ее встречу с родителями. Не знаю, откуда она прилетела и где жила, но ожидание свидания с матерью так и горело в ее глазах.
«Как думаешь, твоей маме понравится?»
«Я хочу, чтобы ты знал: я называю Галину Юрьевну мамой»
Мамой, надо же. Странное чувство, когда родной человек впускает в свое сердце кого-то еще. Когда кто-то другой, не ты, становится для него необходим и важен. Нет, это не ревность, больше нет. Это удивление и гордость за мать. За то, что она смогла, в отличие от меня, стать для Эльфа близким человеком. Смогла до конца быть честной, не делая выбор между сыном и падчерицей, но принимая сторону слабого.
Сильная и справедливая Галина Фролова. Не мачеха — мама.
Я всегда знал, что она с первого взгляда полюбила девчонку. Так же, как я. Вот только у меня не хватило смелости в свои семнадцать лет принять первое чувство. Не хватило, пока это чувство не растоптало меня, наказав за трусость.
Я одет легко — в джинсы и рубашку. От реки тянет сыростью и неожиданным покоем. Возле бетонного парапета гуляют парочки, на набережной шумят фонтаны, бегает детвора… Собираются группами трейсеры. Уже сентябрь, но мне отчаянно хочется окунуться в реку с головой, чтобы отрезветь окончательно. Потому что мысль об Эльфе, о том, что она снова рядом — пьянит.
— Эй, парень! С ума сошел? Это тебе не городской пляж! Здесь зона культурного отдыха горожан и стоянка прогулочных катеров. Ты что делаешь?! Постой…
Поздно. Я ныряю с набережной вниз головой, с облегчением встречая холод реки, что принимает меня в свои объятия.
Хорошо. До чего хорошо! Но здесь действительно не пляж и мне приходится сделать сотню широких гребков, чтобы выбраться на берег. А после сидеть на речном парапете, обсыхая под лучами заходящего солнца, понимая, что в глазах прохожих я наверняка выгляжу городским сумасшедшим.
POV Настя
Дома. Я дома. Нужно привыкнуть к этой мысли. Мачеха выразила ее достаточно ясно, не поленилась повторить, чтобы я приняла этот факт как должный и успокоилась.
Я действительно дома.
— Ты, Стася, сначала обживись, отдохни, начни по-человечески учебный год, а потом уже и о квартире подумаем. Сколько можно — на расстоянии, да на расстоянии. Хочу побыть с тобой рядом подольше, ведь не чужая ты мне. Ну, рассказывай! Как жила-была? Что видела?
И я рассказываю своей названной матери о версальской школе, об успехе архитектурного проекта, о Фабьене и Марселе, об Арно… Она хочет знать все! Сидит за столом, внимательно слушает, а сама вздергивает подбородок от гордости и радости, когда я улыбаюсь и признаюсь, что у меня все получается. Я знаю этот ее жест.
— Вот и отлично, моя девочка. Вот и отлично.
Отец заваривает чай, но я прошу кофе. Он странно смотрит на меня, а мачеха смеется.
— Чему ты удивляешься, Гриша? Любовь к пряникам и чаю давно осталась в Дальнем Буре. Я знала, что этот мальчишка-танцор сделает из нашей девочки настоящую француженку! Погоди, вот увидишь: утром придет черед круассанов и сырных гренок!
Это правда. Ни один уважающий себя француз с утра не сделает лишнего движения, прежде не выпив чашечку кофе, а то и не одну. А уж крепкого или нет — неважно. Любовь Арно к мягкой «Арабике», черному шоколаду и вишневому бисквиту за два совместно проведенных лета давно передалась мне.
— Настя, а может, не надо, — неуверенно возражает отец. — Не уснешь ведь.
— Усну, пап. Еще как усну. Мы с Арно весь прошлый день убирали квартиру, а ночью с друзьями отмечали успешно завершенный курс и мой отъезд из Франции, так что я едва держусь на ногах. Хочется побыть с вами, вот потому без кофе и не обойтись.
Когда проходит время, и я все же начинаю зевать, мачеха оставляет отца и сама провожает меня на второй этаж. Увидев дорожную сумку, пеняет мне, что не купила для себя достаточно одежды в Париже. Купила, конечно, купила, даже кое-что для нее, но мой ответ: «Слишком дорого, мама Галя» — все равно не впечатляет женщину. Она никогда не стесняла меня в средствах и сейчас настаивает, чтобы я непременно завтра же пополнила свой гардероб новой одеждой и всем необходимым для учебы в университете.
— Хочу, чтобы ты у меня была лучше всех! — вот так просто заявляет, заставив меня рассмеяться и расцеловать ее в обе щеки.
— Ну, зачем мне…
Но я знаю, что сделаю так, как она хочет. Стану лучшей, если только это принесет моей названной маме радость.
— Стася… — Мы поднимаемся по лестнице и останавливаемся в холле второго этажа. Я замечаю, как мачеха вдруг напрягается во взгляде, хотя старается сказать непринужденно: — Не знаю, девочка, когда вернется Стас и как пройдет ваша встреча. Он часто возвращается поздно, а то и под утро, не посвящая нас с Гришей в свои дела, но должна предупредить, что так и не сообщила сыну…
— Мы уже виделись, мам.
Мой ответ удивляет мачеху. Она тут же обеспокоенно спрашивает:
— Сегодня?
— Да?
— Когда это?
— Как только я приехала.
— И что же? — смотрит настороженно. — Как он тебя встретил? Не грубил?
— Нет, что ты! — спешу ее успокоить. — Конечно, нет! Мы ведь не маленькие уже.
— Вот и я надеюсь, что оба повзрослели.
— Он был здесь с девушкой, неудобно получилось. Сама понимаешь, они не ждали меня. Кажется, я обоих смутила.
— Вот только не Стаську! — хмыкает мачеха. — Его сам черт голой задницей не смутит! Я давно на него махнула рукой, хотя он при нас ничего такого себе не позволяет. Впрочем, это я виновата, девочка, не предупредила о твоем приезде. Не хотела, чтобы он знал, не заслужил.
Увидев спальню для гостей, смятые простыни на двуспальной кровати и сброшенную на пол подушку, хмурится.
— Вот же засранец! Я эту комнату только вчера для тебя приготовила.
— Ничего, мама Галя, посплю в другом месте.
Она кивает и отводит меня в комнату, где когда-то жил Стас, а теперь пришла очередь расположиться мне. Снова друг от друга через стенку. Как раньше.
