-Знаешь, Рыжий, - сказала я. - Кроме матушкиных, я слышала еще и другие сказки. Там феи-мужчины похищали человеческих женщин, чтобы те давали им потомство: своих было слишком мало. Девицам казалось, будто они живут в королевских чертогах, а на деле это были развалины, и повитухи, приходящие к несчастным, ужасались увиденному, как эта твоя бабка! И если я нужна Рикардо вместо Аделин, отчего бы ему не прислать тебя, чтобы заморочить мне голову и убедить сбежать... куда-нибудь? Я еще в тот раз подумала - ты можешь заговорить зубы безо всякого колдовства! Я уже почти поверила...
Рыжий молчал.
-Железа ты не боишься, рябины тоже - ты не феино отродье, - продолжила я, - но кто знает, что умеют их слуги? Вдруг ты тоже задолжал что-то феям и теперь стремишься отдать долги, а они ради этого наделили тебя даром убеждения? Аделин однажды послушала незнакомца, и ты сам рассказал, к чему это привело... - Я помолчала и добавила: - Если я пойду с тобой, я сойду с ума. Я не стану спать ни ночью, как прежде, ни днем. И однажды я зарублю тебя, спящего... просто от страха.
-Знаешь, хозяйка, - ворчливо сказал Рыжий. - Если все заколдованные принцессы таковы, то я, кажется, понимаю, почему на свете не осталось прекрасных принцев! Ладно там колдуны да сторожевые драконы, так ведь спасенная по пути в отцовский замок все мозги через ухо десертной ложечкой выест!
Я не удержалась и фыркнула. Смешок получился нервным.
-Ясно, ты страшишься неизвестности, - сказал он уже серьезно. - Я и сам не знаю, что будет дальше, не привык загадывать слишком надолго вперед. Вот встретимся с теми людьми, о которых я говорил, тогда и будем судить да рядить. Времени у нас не очень-то много. Зимой у фей сил меньше, даже у чистокровных, вот до начала весны и нужно управиться. Иначе...
Рыжий выразительно ткнул своей палкой в огонь, снова взметнув фонтан брызг.
-Думаешь, Рикардо еще раз попытается... - я проглотила окончание фразы, но он понял.
-Конечно, попытается. Соберет все силы, лишь бы Аделин снова понесла. Но и ему уже ясно, что она совсем слаба... А тут еще ты погибла! Он будет в ярости, уверен.
-А поверит ли он в это?
-К тому времени, как его гонцы сюда доберутся, пепелище трижды дождем прополощет, снегом укроет и морозцем прихватит, - хмыкнул бродяга. - Поди поищи в мерзлой земле твои косточки!
-Гвардейцы могут поискать, как пожарище остынет.
-Это верно. Но тут еще поди угадай, скажут ли они кому-нибудь что-нибудь или же промолчат... Я ведь тебе говорил об их командире. Помочь он не помог, но вдруг хоть язык узлом завяжет? Тоже ведь не лишне...
-А если останков моих не найдут, - задумчиво произнесла я, - Рикардо не будет уверен, жива я или нет. И искать меня будут всё равно, раз уж с Аделин ничего не выходит.
-Ничего, еще ведь Эмилия имеется, - утешил Рыжий и пояснил, видя мое недоумение: - Рикардо может подождать, пока девочка не подрастет, а там выдаст ее замуж за кого попало, лишь бы сына родила. В ней ведь есть и его кровь, и королевская, так что... А может, и сам позаботится о наследнике.
-Мерзость какая! - передернулась я. - Ты так спокойно говоришь об этом...
-А что зря гоношиться? - пожал он плечами. - Пойми, хозяйка, это феино отродье. Они думают иначе, чем люди. Они никого не любят, кроме себя самих, а если вдруг полюбят, то... избави Создатель человека от их милости пуще, чем от их ненависти! - Рыжий вздохнул. - Сестра твоя, ты сама, Эмилия - вы для Рикардо просто сосуды, из которых он может извлечь ключ, не более того.
-Мне уже хочется прокрасться во дворец, задушить племянницу, прирезать сестру и самой прыгнуть с маяка в море, - пробормотала я. - Чтобы эта тварь уж точно никогда отсюда не выбралась и сдохла здесь...
-Оставь этот план на самый крайний случай, - посоветовал он совершенно серьезно. - Но это уж если никакого другого выхода не останется... А пока подожди. Есть еще шанс добраться до самого Рикардо, и надо его использовать. А теперь ложись и вздремни. Дождь надолго зарядил... А меня не бойся, - Рыжий посмотрел на огонь, отчего в его темных глазах заплясали языки пламени, и добавил негромко: - У меня к феям свои счеты.
-Твой предок?..
-Не только, - коротко ответил он и умолк. Потом сказал: - Спи, хозяйка. Дождь смывает не только следы, но еще и тревоги и печали.
-Я люблю спать под звуки дождя, - невольно улыбнулась я. - Как когда-то в охотничьем шатре, когда капли барабанят по парусине, а внутри сухо, и собаки ложатся в ногах, чтобы греться самим и греть хозяев... И лошади фыркают снаружи, пахнет дымом а...
-А утром пахнет свежо и остро, - негромко подхватил он. - Мокрой травой и сосновой смолой, лесной прелью и остывшим пеплом костра - горьковато так, да? И псиной несет, куда ж без того!
Я снова улыбнулась и попыталась представить, что я не в пещере теперь, а в том самом шатре, на меховой постели, и мои охотничьи псы, подаренные отцом, - их тоже давно не было в живых - свернулись большими мохнатыми клубками по бокам... А Тви бродит снаружи (она не признавала привязи, но и без нее не отходила от меня ни на шаг, сторожила лучше иной собаки), позвякивая недоуздком и шумно вздыхая, щиплет сочную траву. А у костра мужчины пьют вино, закусывают добытой за день дичью да рассказывают охотничьи байки, вкусно пахнет жареным мясом и дымом... Меня-то по малолетству сослали спать, служанка давно сопит с присвистом, а у меня не закрываются глаза. И не закроются, пока Саннежи не пройдет за тонкой стеной шатра и не скажет: 'Доброй ночи!'. Его одного Тви подпускала так близко, его, да еще моего отца, а прочих мужчин могла и покусать, и угостить копытом...
Я сама не заметила, как уснула, а наутро проснулась от знакомого запаха: пахло дымом костра, конским потом и немного мокрой псиной, а еще хвойным лесом - сквозняк доносил снаружи этот запах, - грибами и глубокой осенью.
Оказалось, я лежу на сложенных попонах, прижавшись к бродяге, а он обнимает меня вовсе не из низменных побуждений, а лишь тепла ради: костер давал не так уж много тепла, а накинутые сверху плащи от промозглого холода не спасали, потому как и сами не успели просохнуть и грели из рук вон плохо.
Привстав, я вгляделась в лицо крепко спящего Рыжего: так спят люди, уверенные в том, что они в безопасности. Дыхание его было ровным, он даже едва заметно улыбался чему-то во сне... В полумраке пещеры сложно было разглядеть его получше, а жаль! Я ведь ни разу не видела его на дневном свету, только ночью, или в сумерках, или при свете костра.
-Проснулась? - спросил он, открыв глаза, будто и не спал вовсе, и сел, потягиваясь. - Спина болит, чтоб ее... Мало верховой прогулки, так еще эти камни клятые! Будто палками побили, честное слово... Что смеешься?
-Стареешь, видно, - ответила я, роясь во вьюках. - Отец мой тоже говорил, что в юности мог спать на голых камнях и есть, что попало, а как стал постарше, так после ночевки в походном шатре жаловался вот в точности, как ты. И камни-то твердые, и лапник колючий, и одеяла сырые, и дует отовсюду, и холодно...
-Я еще не настолько стар, - фыркнул Рыжий, приглаживая лохмы. - Здесь не дует и довольно-таки сухо. Но камни твердые, это уж точно! Пойду гляну, что там снаружи, да лошадей обихожу. Ты поешь пока, я потом перекушу.
Есть мне вовсе не хотелось, да и наружу выйти требовалось, так что я подождала немного и последовала за Рыжим. Он уже вернулся, судя по покрытой мелкими каплями воды шевелюре, и теперь задавал корм лошадям: заводных он навьючил изрядно, явно с запасом. И то, где теперь разживешься овсом? А на одном подножном корму они долго не протянут, это не Тви, которая умела добывать мороженую траву из-под снежного наста и могла грызть кору за неимением лучшего.
Тван тоже мог, уверена, хоть он и вырос в королевской конюшне. Просто Саннежи, помню, велел мне выгнать полугодовалого жеребенка вместе с матерью подальше в поле и посмотреть, как он справится и чему у нее научится. Всю осень и часть зимы они прожили на дальнем пастбище, близко к лесу, никто их не кормил - я запретила, - но они, считай, и не отощали вовсе...
