| Вот гора — всегда горою будет здесь стоять, | яманагара каку мо уцусику |
| Вот моря — всегда морями будут так лежать, | Уминагара сика мо арамэ |
| Человек же, что цветы, - | хито-ва хана моно дзо |
| Бренен в мире человек… | уцэсэми-но ёхито |
(XIII — 3332)
Любопытно привести еще одну песню, в которой меняется прежнее представление о нетленности гор и морей.
| Море! Разве знает смерть оно? | Уми я синуру |
| Горы! Разве знают смерть они? | яма я синуру |
| Но придется умереть и им: | синурэ косо |
| У морей с отливом убежит вода, | уми-ва сиохитэ |
| На горах завянут листья и трава… | яма-ва карэсурэ |
(XVI — 3852)
Эти произведения позволяют судить, сколь неоднороден материал памятника. Они показывают также, как со временем под влиянием буддийских учений мотив бренности начинает звучать сильнее.
Однако философской лирики в полном смысле в 'Манъёсю' нет. Обычно песни содержат лишь некоторые раздумья философского плана. Интересны две песни, записанные на кото (музыкальном инструменте типа цитры) в буддийском храме Кавара:
| Жизнь и смерть — | Ики сини-но |
| Два моря на земле — | Футацу-но уми-о |
| Ненавистны были мне всегда. | итавасими |
| О горе, где схлынет их прилив, | сиохи-но яма-о |
| Я мечтаю, чтоб уйти от них. | синобицуру камо |
(XVI — 3849)
| Ах, во временной сторожке дел мирских, | Ёнонака-но |
| В этом мире, бренном и пустом, | сигэки карино-ни |
| Все живу я и живу… | суми сумитэ |
| До страны грядущей как смогу дойти? | итараму куни-но |
| Неизвестны мне, увы, туда пути… | тадзуки сирадзу мо |
