слышимые протесты. Но свенгали по-прежнему алчно переваривал свою добычу.
- Эрнест поплыл, - прокомментировал Уэб.
- Знаю. Я слышала. Он такой глупыш. Но он вернется. И твоя бабушка приедет тоже. Как только Мирамон, мэр, доктор Шлосс и остальные решили остаться на планете Он, потому что вся необходимая работа должна быть проведена здесь, они послали домой сообщение о том, что о нас кто-то должен побеспокоиться. Они думают, что мы не можем сами о себе побеспокоиться. Они не хотят позволить нам шататься по чужой планете самим, в полном одиночестве.
- А может быть и нет, - уклончиво произнес Уэб. Он уже взвесил это предположение; похоже, в нем содержалось немало неясностей. - Но почему обязательно это должна быть бабушка?
- Что ж, это не может быть папочка, потому что он должен оставаться на Новой Земле и решать свою часть проблемы, над которой мы работаем здесь, - констатировала Эстелль. - И это не может быть твой дедушка, потому что он должен оставаться дома и исполнять обязанности мэра, пока мэр Амальфи на Оне. И это не может быть и моя мама, потому что все они вовсе не ученые или философы, они просто бы внесли еще больше суматохи на Он, чем мы сами. Если они кого и отправят сюда, чтобы приглядеть за нами, то это будет только и всенепременно твоя бабушка.
- Похоже, что так, - признал Уэб. - Это помешает нам, уж точно.
- Даже больше, - с досадой сказала Эстелль - Она отошлет нас домой.
- Она не сделает этого!
- Еще как сделает. Они привыкли думать в такой манере. Она весьма практично отнесется к вопросу о нашей безопасности и, хм, 'воспитании'.
- Это вовсе не практичное отношение, - запротестовал Уэб. - Это предательство, вот и все. Она просто не может вот так прилететь на Он с предлогом чтобы заботиться о нас для того, чтобы отправить нас домой.
Эстелль не ответила. И спустя мгновение Уэб снова открыл глаза, запоздало поняв что на его лицо упала тень.
Над ними стоял онианский мальчишка, подаривший Эстелль дыню, спокойно и уважительно ожидавший в тишине, но очевидно, вполне готовый возобновить игру, как только новоземные ребята будут к этому готовы. Позади него виднелись лица других онианских детей, очевидно гадавших, что чужаки и их странно пахнущий любимец без костей сделают в следующий момент, но при этом они оставили всю инициативу своему представителю.
- Привет, - сказала Эстелль, снова приподымаясь.
- Привет, - запинаясь, ответил высокий мальчик. - Да?
На какой-то момент, он похоже, замешкался; но затем, улучшил ситуацию, присел и продолжил на простейшем онианском, каком только смог.
- Вы отдохнули. Да? Сыграем в другую игру?
- Только не я, - ответил почти негодующе Уэб. - Лучше сыграем в Матрицу вчера, завтра, в какой- нибудь другой день. Да?
- Нет, нет, - ответил онианин. - Не Матрица. Это другая игра, игра отдыха. Вы играете в нее сидя. Мы называем ее игрой в неправду.
- А. И каковы же ее правила?
- Каждый играет по очереди. Каждый рассказывает историю. Это должна быть настоящая история, но без какой-либо правды в ней. Другие игроки судьи. Вы получаете очко за каждую мысль, которая правда в рассказе. Побеждает тот, кто меньше всего набрал очков.
- Знаешь, я похоже упустила по меньшей мере пять ключевых слов в том, что он сказал, - обратилась Эстелль к Уэбу. - Как это все на самом деле, повтори-ка.
Уэб быстро объяснил. Хотя его владение разговорным языком планеты Он ограничивалось временами прошлого подлежащего, настоящего возбудимого и будущего безысходного, его словарь, представлял довольно пеструю неботаническую смесь родов и корней и несмотря на его склонение в одной массивной несклонности он заметил, что довольно неплохо начал разбираться в языке, по крайней мере тогда, когда на нем говорили медленно. Вполне возможно, что и он также упустил те же пять слов мальчика-онианина, но он понял значение всего сказанного из самого контекста. Эстелль же, очевидно, пыталась перевести слово за словом, вместо того, чтобы постараться ухватить полное значение предложения.
- О, теперь я поняла, - ответила Эстелль. - Но как они оценивают превосходство одной правды над другой? Если в моем рассказе солнце восходит утром, и я скажу, что на мне одето что-то такое, например этот хитон, снизят ли мне за это по одному очку?
- Я попытаюсь спросить у него, - с сомнением в голосе произнес Уэб. Но я не уверен, что знаю все имена существительные, которые мне нужны.
Он перевел этот вопрос онианскому мальчишке, обнаружив, что вынужден задать его более абстрактно, чем ему бы хотелось; но мальчишка быстро ухватил не только суть того, что он попытался сказать, но и смог сам найти возможность передать в конкретных именах существительных с внушительной догадливостью.
- Все решают судьи, - сказал он. - Но есть правила. Одежда - только маленькая правда, и это значит - только одно очко. Восход солнца на планете, подобной Новой Земле - закон природы, и это может стоить тебе пятидесяти очков. На свободной, внесистемной планете, вроде Он, это может быть частично правдой и обойтись в десять очков. Или это может быть абсолютная ложь и в этом случае - ничего. Вот почему у нас имеются судьи.
Уэбу пришлось все это передать в более простых формах, когда в свою очередь ему пришлось все это объяснять Эстелль. Но он достаточно уверился, что и он, и она правильно поняли правила игры. Чтобы придать этой уверенности двойную надежность, он попросил ониан начать первыми, так чтобы он и Эстелль смогли познакомиться с различными видами вранья, наиболее похвального и теми правдами, за которые судьи наказывали игроков.
Первые два рассказа почти убедили его в том, что он может быть осторожным. По крайней мере, все казалось весьма простым как в условиях игры, так и самих рассказываемых историй, а также и то, что у ониан, как у расы имелось мало талантов к выдумке. Но, тем не менее, третий игрок девочка лет примерно девяти, совершенно сгоравшая от нетерпения в ожидании своей очереди поведать историю - полностью поразила его. Как только до нее дошел черед она начала:
- Утром я видела письмо и адрес на нем гласил: Четыре. У письма были ножки, и ножки были одеты в сапожки. Хотя письмо доставила почтовая ракета, но оно само протопало весь путь. И хотя Четыре это четыре, все это - тройная устроенная тревога, - триумфально закончила она.
За этим последовала короткая, растерянная тишина.
- Это совсем не похоже на вранье, - обратилась на своем языке к Уэбу Эстелль. - Это скорее похоже на загадку.
- Это нечестно, - в то же самое время начал выговаривать строгим голосом лидер онианской ребятни девятилетней девчушке. - Мы еще не объяснили правил переворота.
Он повернулся к Уэбу и Эстелль.
- Еще одна часть игры - это попытаться рассказать историю, которая совершенная правда, но звучит как ложь. При перевороте, судьи наказывают вас за каждое вранье, на котором они вас подловят. Если вы не пойманы - вы сказали полную правду; что выигрывает один круг даже над полной ложью. Но было нечестно со стороны Пилы попытаться проделать переворот прежде, чем мы вам объяснили его правила.
- Я вызываю один раз, - важно объявил Уэб. - Действительно ли это утро было? Если да, тогда бы мы знали; но мы не знали.
- Это утро, - настаивала Пила, защищая перед лицом очевидного неодобрения своих соратников свой переворот. - Вас тогда не было. Я видела, как вы ушли.
- Как ты можешь все знать об этом? - спросил Уэб.
- А я тут была неподалеку, - ответила девочка. Неожиданно она не удержалась и захихикала. - И я слышала, как вы оба разговаривали на склоне холма.
Все это она произнесла быстро, хотя и с весьма сильным акцентом beche-de-mer Бродяг, очевидно не было необходимости задавать дальнейшие вопросы.
