разрешения некоторых своих проблем, и попросту не замечали ее красоту. В эти дни они не видели ничего, кроме смерти - или по крайней мере, они считали, что уже лицезрели ее; Эстелль совсем не была уверена, что они столь же ясно видели ее, как например, она их, ибо слишком уж долго они жили в презрении к ней.
Уэб сам не знал, нравилось ли это ему или нет. Он удовлетворялся тем, что был единственным новоземлянином, у которого оказалось достаточно здравого смысла, чтобы заметить, как прекрасна Эстелль, но иногда чувствовал себя уязвленно из-за отсутствия случайных взглядов или прямого любопытства; а иногда подозревал, что Эстелль все это беспокоило так же мало, как всех остальных на Новой Земле, кроме самого Уэба. По прошествии времени их любовь была признана, и они превратились в супругов, со всеми радостями и ответственностью, которые и требуют соединение сердец; но почему-то, никто этого не заметил. Старики слишком уж были заняты строительством своего прибора, не говоря уже и о том, чтобы их беспокоило то, что маленький зеленый росток любви все же взошел среди развалин самого последнего из всех ниспровержений.
И все же Уэбу оказалось не трудно понять, почему то, что для него было чудом, не представляло ни малейшего интереса для деловитых богов и машин, с которыми ему приходилось жить. Оставалось не так уж и много времени; едва лишь на то чтобы икнуть для Амальфи и Мирамона, и Шлосса, и Ди, и даже для Кэррела, который казался постоянно молодым человеком, и все же прожившим многие и многие жизни, и которого можно было 'обрезать' как раз по середине последней, не прибегая ко всякого рода серьезным утверждениям, что его смерть стала бы прискорбным пустым расходованием пространства-времени. То немногое остававшееся время для этих людей, проживших столь долгие жизни, просто ничего бы уже не значило; но для Уэба и Эстелль, это было и оставалось бы их собственным временем взросления, и не имело никакого значения то, сколь долго бы они еще жили впоследствии.
Конечно же, Амальфи совершенно не замечал их. Он давно уже позабыл, что был чем-то меньшим, кем он являлся на самом деле: бессмертным. Возможно - выскажи ему сейчас - предположение, что и он когда- то был ребенком, могло бы по-настоящему озадачить его; в абстрактном смысле это был просто трюизм и он не мог бы даже попытаться восстановить в своей памяти ранние годы своей жизни как-то иначе. При любом развитии событий, как только ему предоставили право управления надвигающейся Гибелью, он выполнял эту работу, полностью отдаваясь ей, как и всякой другой работе, ведущей к любой иной цели; и даже если бы он знал, что после этого больше не будет никакой другой работы и ни какой иной цели, как казалось, что это вовсе не беспокоило его. Он просто занимался своим делом; ему этого вполне хватало.
А тем временем:
- Я люблю тебя, - сказал Уэб.
- И я люблю тебя.
Черепки вокруг них даже не отдались эхом.
У Амальфи имелся предлог, на тот случай, если бы кто-нибудь предложил ему, что он в таковом нуждается: создание снаряда, которое продвигалось довольно-таки медленно с момента - подготовленного Эстелль, хотя он уже и не помнил этого - когда они решили отдать приоритет этой задаче. Для начала это выглядело намного проще, чем пытаться решить все теоретические проблемы a priori [заведомо (лат.)], и в этом имелся свой определенный привлекательный момент. Но невозможно провести эксперимент без фундаментальных проработок; и предположения оказались неверными в практических вопросах создания снаряда из антивещества.
В конце концов оказалось, что межвселенского посланника необходимо сконструировать, начиная от субмикроскопического уровня до фундаментальных ядерных частиц, которые весьма близко подходили к тому, чтобы быть вообще ничем в любой из вселенных, но они же могли бы обеспечить их существование: частицы с нулевым спином и различной массой и зарядами, а также пары нейтрино/антинейтрино. Даже обнаружение самого объекта вообще, после того, как он был создан, оказалось почти невозможной задачей, ибо нейтрино и антинейтрино не имеют ни массы, ни заряда, и состоят на половину из спина, на половину - из энергии перехода; как и все фундаментальные частицы, они были за пределами обнаружения в микроскопическом мире. Вещество было столь прозрачным для них, что для полного торможения летящего нейтрино, потребовался бы свинцовый барьер толщиной в пятьдесят световых лет. Тот факт, что спиндиззи осуществляли твердый контроль за вращательным и магнитным моментами любой атомной частицы - отсюда и их прозвище - делал возможным сборку самого объекта, и обеспечивал его обнаружение и управление после того, как он был закончен. В собранном виде посланец представлял собой стабильный, электрически нейтральный, не обладавший массой плазмоид, нечто вроде гравитационного эквивалента шаровой молнии; теоретически он объяснялся, как и предполагал Джейк, теорией гравитации Шиффа, которая была популярна в году примерно эдак 1958, но впоследствии эта теория была отброшена из-за своей неспособности удовлетворить трем из шести фундаментальных тестов, которые только что появившаяся общая теория относительности, как казалось, удовлетворяла полностью.
- Что с нашей точки зрения является положительным преимуществом, доказывал Джейк. - В нашем специфическом случае объект, который являлся бы Лоренцевым инвариантом, каковым не может быть объект по Шиффу, оказался бы просто помехой. И еще одно: один из тестов, который теория Шиффа прошла, был тот, что объяснял красное смещение в спектре удаленных галактик, и мы теперь знаем, что это ничто иное, как часовой эффект, а вовсе не доказательство гравитационной теории. И нам, как мне кажется, лучше бы пересмотреть все учение полностью в свете наших нынешних познаний.
Результат находился перед ними, посреди древнего зала приемов в Городе Бродяг, в здании городского совета, бывшего когда-то центром связи Амальфи при сложных дипломатических отношениях с планетами- клиентами. Он был оснащен электронными сетями исключительной сложности, так что многочисленные переговоры могли проводиться немедленно, как только город приближался к высокоразвитой, высокоцивилизованной звездной системе; а теперь же эта сеть превратилась в телеметрическую систему для межвселенского посланца.
Поскольку этот объект в действительности представлял собой едва лишь нечто большее, чем сложно структурированный сферический экран спиндиззи, который не скрывал ничего материального, представлялось невозможным вообще рассмотреть его, если бы не небольшой поток искусственного дыма, который подымался из пола прямо под ним и обтекал его, разносимый конвекционными потоками, делая его похожим на огромное шарообразное существо, поддерживаемое в струи фонтана. Там и тут, внутри, пузыря переливались неподвижные горячие точки цветных огоньков: концентрированные скопления электронного газа, ядер с сорванными оболочками, термических нейтронов, свободных радикалов и других базовых тестовых ситуаций, которые могли придумать объединенные мозги двух очень разных миров в столь ограниченном пространстве - ибо сфера имела всего лишь шесть футов в диаметре. А в самом центре, в маленьком вихре собственного поля спиндиззи, разместился их величайший триумф: один кубический кристалл антинатрия антихлорида, размером примерно в зернышко мелкозернистой фотографии. Это был тот самый, искусственный предмет из антивещества, о котором так мечтал доктор Шлосс. Ему предстояло еще неделю прожить в вакууме, обеспечиваемом спиндиззи, прежде чем он столкнется с летучим мигом настоящего и распада; с другой стороны, это будет всего лишь единственный кристалл обычной столовой соли, который возможно потеряет свой привкус при обратном путешествии - если вообще этот снаряд- посланец вернется к ним.
Амальфи наблюдал, как единственная красная стрелка часов отсчитывает свои интервалы в четверть секунды, приближаясь к отметке 'Ноль'.
Собственно, никто не должен был запускать снаряд - точное время старта было слишком важно, чтобы это позволить - но ему предоставили привилегию нажать кнопку, которая замыкала цепь, когда красная стрелка достигнет отметки Ноль и импульс пройдет к системе спиндиззи, которые своими полями приведут в движение снаряд и направят его на путь вне пространства, вне времени, за пределы человеческого понимания. Никто не знал, что после этого произойдет. Снаряд ничего не сможет сообщить; как только он пересечет барьер, то практически окажется без связи. Он должен будет вернуться в этот огромный темный зал, прежде, чем крошечные, сияющие внутри него звездочки и микроскопический кристаллик соли смогут сообщить, что произошло с ними за время их путешествия. Как много времени это займет, будет зависеть от энергетического уровня на противоположной стороне, что являлось одним из заданий, ради которого и посылался гонец.
- Мы должны как-то назвать его, - произнес Амальфи.
