суть...
Митя глянул искоса, заулыбался.
-- Мама, ты у меня -- во! -- И показал большой палец.
-- Прекрати сейчас же! -- Мама стала обычной мамой. Сняла очки. -Все же надо сказать отцу, чтобы взялся за тебя как следует.
-- Обязательно!
-- Не валяй дурака! Ты хоть понимаешь, что по всей вероятности с лицеем придется расстаться? Потому что житья тебе там не дадут!
Митя понимал. И опять сказал, что фиг с ним. И слегка получил по загривку. Это было как окончательное отпущение грехов. Жизнь продолжалась, и вспомнились другие заботы.
-- Мама, а Елька не прибегал к нам?
-- Откуда я знаю? Я пришла в школу не из дома, а с работы! Папа поднял меня как по пожарной тревоге!.. Я еще разберусь с вами обоими вечером... Говорит: 'Я не могу врываться, беги скорее в лицей, спасай ненаглядное чадо!'
-- Вот балда!
-- Что-о?! Это ты про отца?!
-- Да про Ельку я! Обещал придти вечером за журналами и пропал! А я их выгребал с антресолей, старался, кашлял от пыли!
Мама сказала, что никуда не денется 'этот твой Елька'.
-- Марш домой и садись за уроки. Пока ты еще лицеист...
-- Ага.
Он проводил маму до автобуса. А когда автобус укатил, шурша по листьям, к Мите подбежала запыхавшаяся Жаннет.
Рыжая точка на двух линиях
1
Они пошли вдоль газона, где яростно цвели настурции.
Жаннет часто дышала.
-- Еле догнала...
-- Остынь. Будь снова такая же н е з ы б л е м а я, как на педсовете.
-- А какой я должна была там быть? Кидаться на защиту диверсанта Зайцева? По-моему, ты не нуждался!
-- Нисколечко...
-- Митька, я тобой восхищаюсь. Ты был весь... как железный принцип.
Слова эти были приятны, и в ответ Митя бесстрашно признался:
-- Уж какой железный! Раза три чуть не заревел.
-- 'Чуть' не считается... Слушай, будет потрясный репортаж! 'Дело о ртутной бомбе'. О том, как выжимают признание из невиноватого!
-- Ты что, вела стенограмму?
-- Зачем? Вот! -- Жаннет расстегнула футляр 'Зенита'. В нем вместо аппарата лежал плоский черный диктофон. -- Мамочкин подарок к первому сентября. Пишет за сто метров. Все интонации и вздохи... Ты чего?
-- Жаннет, -- печально сказал Митя. -- По-моему это пахнет шпионством.
-- Ненормальный! Ты в какое время живешь? Это обычная журналистская практика.
-- Обычная, если эту штуку включают у всех на глазах.
-- Включают, как угодно. Каждый, кто выступает на всяких собраниях, должен знать: его слова могут быть зафиксированы.
-- Объясни это Кире Евгеньевне. И Галине...
-- Ничего я не стану объяснять. Выпущу репортаж, а там будь что будет.
-- По школьному радио его не пустят, все передачи проверяет Галина.
-- А я не по радио, я его в 'Гусиное перо'.
-- Там тоже Галина...
-- Можно сделать спецвыпуск. Сверстать дома на компьютере, тиснуть на принтере один экземпляр, потом -- сотню на ксероксе, у мамы на работе!
-- И после этого можешь менять свой штамп: 'Корреспондент 'Гусиного пера'. Попрут с треском.
-- Ну и пусть! Меня давно уже зовут в юнкоровскую редакцию газеты 'Школьная дверь'. Это городская...
-- Можешь полететь из лицея.
-- Ах как страшно!.. Если человека выгонят за правдивый репортаж, знаешь, какой будет скандал!
-- Ну, не выгонят, а замаринуют в двойках.
-- Ты что? Хочешь меня испугать? Или ты против репортажа?
'А в самом деле...' -- подумал Митя.
-- Слушай, Жанна д'Арк, ты, конечно, рыцарь в латах справедливости. Но ведь надо сперва все-таки узнать, какой идиот звякнул насчет бомбы. Иначе что за репортаж?
Жаннет решительно качнула серьгами.
-- А я знаю!
Мите было известно: когда Жаннет говорит т а к и м тоном, она не врет. 'Вот это да!' -- подумал Митя. И сказал:
-- Вот это да! А кто?
-- Помнишь того длинного мальчишку с рыжей прической, в трамвае? В тот четверг! Мы ехали из лицея, а он торчал рядом и прислушивался к твоему рассказу.
-- Я помню лопоухого третьеклассника. Разве он рыжий? Он же в шапке был!
Было холодно, все школьники ехали в куртках и шапках. И этот мальчишка лет девяти (Митя сразу решил, что третьеклассник) был в клетчатой фуражке с клапанами и большим козырьком. А из под фуражки торчали круглые, розовые, очень чистые уши. А еще у мальчика были большие очки -- почти как у Митиной мамы. Ну, такой весь из себя воспитанный отличник! Когда вошла женщина с тяжелой сумкой, 'очкарик' тут встал:
-- Садитесь, пожалуйста.
-- Спасибо, мой славный... Есть еще на свете добрые дети.
'Доброе дитя' сохранило невозмутимость.
Митя сказал Жаннет (они сидели рядом):
-- Вот этого образцового третьеклассника я сделаю главным героем рассказа.
Дело в том, что уже несколько дней подряд Жаннет наседала, чтобы он написал для 'Гусиного пера' смешной рассказ. Митя, естественно, отбивался, как мог. 'Во-первых, я по складу характера не юморист, а лирик. Во-вторых, у меня вообще творческий застой'. Обещание Жаннет 'вделать по загривку, тогда застой перейдет в разбег' возымело действие. Через день Митя сообщил, что у него придумался сюжет. И вот сейчас, в трамвае, он, поглядывая на лопоухого третьеклассника, начал этот сюжет излагать. Сперва шепотом, затем громче. Потому что увлекся.
-- Понимаешь, вот такой интеллигентный ребенок однажды утром не сразу отправляется в школу, а сперва идет на пустырь. Там цветут сорняки и порхают бабочки. Такая благодать, бабье лето... И среди этого бабьего лета стоит по пояс в репейниках телефонная будка.
-- Как там, у Ельки?
-- Ну да. Бесплатная... А перед будкой -- очередь из всякого школьного народа. Вообще-то терпеливо стоят, но кое-кто просит: 'Пустите без очереди, а? У нас уроки с восьми часов и первый урок -- контрольная по алгебре...' Ну, добрые люди таких пропускают вперед. Человек хватает жестяную кружку, чтобы изменить голос, и поскорее вопит в телефонную трубку:
'Школа номер три? Имейте ввиду, у вас под учительской заложен фугас! Никто не хулиганит, правду вам говорят!.. Ну, дело ваше, потом пожалеете!'
Так далее, один за другим. У каждого какие-то причины, чтобы не было занятий. Один уроки не выучил, другому просто погулять охота. А метод-то испытанный. Поверят в бомбу или не поверят, а проверять все равно придется...
И наконец доходит очередь до нашего героя... вот до такого. Этот милый мальчик, весь такой причесанный, с отмытыми ушами, в клетчатом жилетике (вроде формы наших младших лицеистов) заходит в
