Я не успел ответить. Потому что изо всех соседних окон высунулись мужские и женские головы и раздались крики:
— Эй! Шпана! Вон от машины!
А из-за угла с огромным ломом наперевес уже бежал прямо на нас какой-то лысый верзила в спортивном костюме.
— Голову оторву!!! — кричал он на бегу.
— О-о! — сказал Гораций Сэмсон. — Опять мы влипли!
— Вы втянули нас в историю! — тихо сказал мне Питер.
А я, сдаваясь в плен, немедленно поднял руки и закричал этому верзиле:
— Подождите! Подождите! Я извиняюсь… — Он остановился в полуметре от меня, держа лом прямо над моей головой.
— Я видел, как ты ударил мою машину! — крикнул он в запале и взмахнул ломом. — Я те, б… счас голову снесу!
— Я извиняюсь! Я извиняюсь! — повторил я.
— We are sorry! We are sorry! Please! — Моника зачем-то перевела меня на английский.
Верзила посмотрел на нее, потом на остальных. Конечно, мы не выглядели уличной шпаной или автомобильными ворами.
— Можно, я у вас что-то спрошу? — сказал я, еще стоя с поднятыми руками.
— Ну? — подозрительно сказал верзила, не опуская лома.
— Полчаса назад одна американка спрашивала у вас, где тут можно выпить, да?
— Ну… — сказал он.
— И куда вы ее послали?
— А в чем дело?
— Мы беспокоимся. Она из нашей делегации. Ушла одна и не вернулась. Я могу опустить руки?
— Ну, опусти… — неохотно сказал он и опустил свой лом острым концом на землю. При этом острие лома выкрошило в тротуаре кусок асфальта величиной с мой кулак, и я невольно задержал взгляд на этой выбоине. Если бы он опустил этот лом на мою голову, точно такая же дыра была бы в моем черепе. Старик-верзила тоже посмотрел на дыру в асфальте, потом на мою голову. Было похоже, что и он представил такую дыру в моем черепе. — Я послал ее на Савеловский в ресторан, — сказал он. — Но если ты наш, то… У меня самогон есть картофельный.
— Спасибо, самогон нам не нужен, — ответил я и повернулся к американцам. — Let's go!
Савеловский вокзал, куда этот верзила послал Дайану — одно из самых гибельных мест в Москве, гнездо подмосковной шпаны, приезжающей сюда по вечерам на электричках со всего северо-восточного Подмосковья. А ресторан там просто клоака алкашей и проституток низкого пошиба, которых в России даже не называют проститутками, а только «швалью», «подстилкой» и «вокзальной шалавой».
— Что он сказал? — спросил Питер.
Я не знал, как по-английски «самогон», и сказал:
— Не wanted to sell us home-made vodka. Made from potatoes [Он предлагает купить у него домашнюю водку. Из картошки].
— Moonshine [Самогон], — подсказала Моника.
— Well, — сказал Гораций. — Это, может быть, интересно попробовать…
— Я дешево продам, — сказал старик-верзила, чувствуя, что американцы готовы клюнуть. — Четвертной за поллитра.
— Нет, спасибо, — твердо сказал я и опять повернулся к своим: — Let's go! I'd like to check the railroad restaurant first. I'm worried about Diane [Пошли. Меня беспокоит Дайана. Я хочу сначала проверить вокзальный ресторан].
— Почему мы должны тащиться за этой Дайаной? — спросил на ходу Питер, явно недовольный не то упущенной возможностью выпить русской самогонки, не то моим лидерским тоном.
— Потому! Этот вокзал — не место для американки.
В этот момент рядом с нами, из какого-то окна на первом этаже, послышался негромкий женский голос.
— Мужики, я вам дешевле продам. Десять рублей за бутылку.
Я покачал головой, прошел мимо. Но из следующего окна уже слышалось.
— У меня по восемь. Чача. Виноградная… — А потом через десять шагов, из следующего: — Ржаная есть, гад буду! И тепленькая еще, свеженькая! Сам бы пил, да мне в ночь на работу.
— Что они хотят? — спросила Моника.
— Они просят о чем-то? — спросил Гораций.
— Yes, they are, — сказал я. — Да. Они хотят продать вам самогонку!
Он изумленно крутанул головой.
— Они — все? — не поверил Гораций и оглянулся. Позади нас, почти во всю глубину темного квартала торчали из окон людские фигуры и призывно махали нам руками.
— Все, — сказал я.
— What a country (Ну и страна]! — изумленно крутанул головой Гораций.
А Моника вскинула на грудь Pentax с зеркальным видоискателем и нажала на спуск. Pentax сухо, негромко и без вспышки отстрелял сразу несколько кадров — в нем была заряжена высокочувствительная пленка.
— О, нет! — простонал Гораций. — Man, now you have really got us into trouble! [Вы и вправду завели нас в историю]!
И действительно, одного взгляда на привокзальную площадь было достаточно, чтобы понять, что там происходит.
— Ты и Моника — возвращайтесь! — тихо сказал я. — Позовите Джона О'Хагена и других!
— В этой стране есть полиция? — спросил Питер.
— Конечно, — ответил ему Гораций — Спроси у моей спины. На ней стоит большая синяя полицейская печать!
— Быстрей, парень! — сказал я.
— Я никуда не пойду. Я остаюсь здесь, — ответил Гораций. — Прекрати!
— Я пойду одна, — сказала Моника — Не беспокойтесь. Я вооружена. У меня газовый пистолет- карандаш.
И она побежала назад, за подкреплением. А мы остались втроем. Прямо напротив нас через широкое шоссе, на привокзальной площади стояла серая таксишная «Волга» (не на мостовой она стояла, а именно на площади!), вокруг этой машины толпились хохочущие, как жеребцы, 16— и 18-летние подростки, а внутри машины, на заднем сиденье, двое парней крепко держали за локти распатланную женщину в разорванной бежевой блузке, а еще двое, перегнувшись через спинку переднего сиденья, крутили ее обнаженную грудь и насильно заливали ей в рот водку из бутылки «Московской». Этой женщиной была Дайана Тростер.
— Что вы собираетесь делать? — спросил меня Гораций. Я не успел ответить.
— Fucking Russian sons-of-a-bitches [Е… русские сукины сыны]! — диким голосом вдруг заорал Питер и на своих длинных ногах бегом ринулся через шоссе. Честно говоря, ни я, ни Гораций никак не ожидали от этого вашингтонского пижона такого взрыва, вот уж, действительно, у каждого из нас своя минута безумия.
— Oh, boy! — сказал Гораций и рванулся за Питером через гудящее шоссе.
— Shit! — выдохнул я в сердцах и побежал следом, то отскакивая перед летящими по шоссе машинами, то перебегая им дорогу. Из-за этого маневрирования я здорово отстал от Питера и Горация, к тому же, учтите, они оба были на голову выше меня и вдвое моложе. Но и занятый лавированием меж машинами, я слышал Питера.
— Leave her alone [ Отпустите ее]! — орал он не своим голосом далеко впереди меня. — Fucking Russian pigs!!! Leave her alone [Е… русские свиньи! Отпустите ее)!
Конечно, они все оглянулись на его крик. И когда Питер добежал до них, кто-то просто дал ему подножку, а еще кто-то коротким, но сильным ударом по шее дослал его носом в тротуар. Питер лицом проехал по заплеванному асфальту, тут же вскочил, но несколько парней снова бросили его на землю, стали бить ногами, а остальные закричали:
