– Все-таки нашли!..
– Все-таки нашел…
…Дождь сбивал с ног, потоки воды струились по истоптанной земле, превращая ее в жидкую грязь, холод пробирал до костей.
– Давайте пройдем чуть дальше. Здесь трудно говорить…
Навес, испуганные лошади жмутся друг к другу, остро пахнет навозом и конским потом.
– С кем имею честь?
– Я специальный посланник Конгрегации. Прибыл по личному приказу мессера Джованни Бассо Аквавивы.
– У вас есть имя?
– Да. Я брат Илочечонк.
Мы не спешили. Крепкий седоусый старик молча глядел на меня, и взгляд его был спокоен. Паоло Брахман, называемый также Джанарданой, не боялся. Или просто оставил страх позади.
Я мог бы убить его. Он – меня.
Но мы молчали.
Наконец он засмеялся – негромко, хрипло. Я вздрогнул – этому человеку и вправду было весело.
– Честное слово, брат Илочечонк, вы удачно выбрали момент! Тьма, ливень… Не хватает лишь грома и молнии! Знаете, на что это похоже?
– Знаю, – согласился я. – Меня уже сравнивали.
«…Но некий Черный Херувим вступился, сказав: „Не тронь, я им давно владел. Пора, чтоб он к моим рабам спустился…“»
Он оглянулся по сторонам, покачал головой.
– Знакомо. Вы – здесь, один стрелок где-нибудь за шатром, другой – у коновязи… Почему не убили сразу? Хотелось взглянуть в лицо?
И это тоже. Хотя ничего особенного в его лице не было. Разве что загар – темный, вечный – очень похожий на мой. Мы оба – меченые.
– Что случилось с братьями Поджио и Александром?
– Я их убил. Второго – лично.
В голосе промелькнула не жалость, не раскаяние – презрение. Волк смеялся над псами- неудачниками.
– Оправдываться не собираюсь, ибо я ни в чем не нарушил устав. Надеюсь, вы помните, брат Илочечонк, что каждый из нас вправе защищать свою жизнь любыми способами. Узник должен бежать из тюрьмы, жертва – спасаться от убийц. Постулат отца Ро![28]
Он не оправдывался. Он тянул время. Наверно, так и погибли неведомые мне посланцы Конгрегации.
Я, в свою очередь, оглянулся. Дождь неистовствовал, вокруг – ни души, все, кто мог, забились в шатры и под навесы.
– Я был на могиле брата Алессо Порчелли…
На его лице что-то дрогнуло. Дрогнуло, вновь затянулось камнем.
– Если… Если к концу разговора мы оба будем живы, вы расскажете, где он… Где его похоронили? Мы… дружили.
Я не ответил. Зачем это знать Брахману? Помолиться на могиле друга – или выкопать из земли Черную Книгу?
– Давайте сразу, брат Илочечонк! Каяться мне не в чем, исповедоваться – тоже. В Риме все знают, я сам написал. Да вы, наверно, читали!..
Я благословил тьму за то, что он не видел моего лица. В Риме все знали… И Генерал? И Его Высокопреосвященство Инголи? Знали – что?
– Вы натравили фанатиков на киевскую миссию. Убили сотни невинных! Женщин, детей!..
…По данному им знаку Киев обступили со всех сторон, началась на улицах злая потеха: начали разбивать латинские кляшторы, до остатка все выграбили, что еще в них оставалось, и монахов, и ксендзов волочили по улицам, за учениками же коллегиума гонялись, как за зайцами, с торжеством великим и смехом хватали их и побивали. Набравши на челны 113 человек ксендзов, прочих братьев, шляхтичей и шляхтянок с детьми, побросали в воду…
Кажется, не уследил за голосом. Брахман подошел ближе, покачал головой.
– Вы что, из новициев, брат Илочечонк? Крови боитесь? Цель оправдывает средства – не мною сказано. Погибли сотни, но спаслись десятки тысяч! Вы что… не знаете? Действительно не знаете?
Знал ли я? Догадывался? Чувствовал кожей? Нет, конечно! Укус клеща незаметен, нечувствителен…
«…Обыкновенный клещ, а тако же клещ собачий, к которому относятся вышеприведенные наблюдения, был известен Аристотелю под названием „кротона“…»
«…Это прирожденный мятежник, монсеньор. В Индии ему удалось свергнуть раджу Серингпатама. Поэтому брата Паоло называли не только Брахман, но и Джанардана – Бунтарь. Говорят, ему стоило
