Надо ли пояснять?
Другое дело, из этого ничего не вышло, и, думаю, вовсе не потому, что автор отказался от освободившейся должности провинциала. Руководство Общества Иисуса, при всем своем цинизме, относится к убийцам и предателям с некоторой гадливостью.
Надеюсь, читатель уже догадался, что гнусные намеки автора на характер моих отношений с Василисой Канари – всего лишь мерзкая ложь. Она – очень славная и скромная девушка, может быть, излишне искренняя в проявлении своих чувств и желаний.
Глава X.
О татарийской степи, вновь о речке Каллапке, а также о кладах заложных, зачарованных и химерных.
Ростовщик: Ты, мерзкий бродяга, грязный оборванец, жалкий нищий, босяк, голоштанник, latronae! А ну, убирайся отсюда! Как смеешь ты идти той же дорогой, что и я?
Илочечонк: А ты-то кто?
Ростовщик: Ха! Знай же, что у меня в подвалах – восемь сундуков золота! Пиастры, дублоны, цехины, экю, соверены, песо! Я ем на золоте, сплю на золоте, умываюсь из золотого таза и даже ночной горшок у меня золотой! А ты, жалкое отродье с дырой в кармане, не знающее, что такое золото, как оно блестит, как звенит, как пахнет!.. Да, кстати, что у тебя в руке?
Илочечонк: Разве не видишь? Лепешка!
Ростовщик: Так продай мне ее! Вот тебе золотой, радуйся!
Илочечонк: Не хочу.
Ростовщик: Как?! Ведь это же… Это же золото!
Илочечонк: Вот ты его и ешь!
1
Трупы мы увидели сразу же за Перекопом. Белые стены Ор-капе еще виднелись вдали, когда впередсмотрящий, резко повернув назад, с громким криком помчался к одной из повозок, возле которой на соловом жеребце восседал наш караван-баши.
Странный караван! Охрана в татарских халатах и высоких остроконечных шапках, зато с немецкими мушкетами и французскими пистолями. То ли и вправду татары, то ли заброды-греки, не разберешь.
Старшой каравана, красовавшийся в зеленой чалме, звался Осман-ходжа, но изъяснялся почему-то исключительно по-итальянски.
Впрочем, после трех недель в Бахчисарае этому можно было не удивляться.
Странная это держава – Татария!
Новый крик. Повозки, скрипя смазанными колесами, начали медленно останавливаться. Охрана заняла места, держа мушкеты наготове, но их рвение опоздало. Мертвые были уже мертвы, а живые – далеко отсюда.
Сначала я увидел коня. Вороной красавец со снятым седлом лежал на боку, подняв переднюю ногу, словно пытаясь в предсмертный миг ударить убийцу. А дальше лежали люди – голые, растерзанные, с пустыми глазницами.
Тление еще медлило, но степные птицы уже пришли за данью.
Четверо погибли в бою, изрубленные, пронзенные стрелами. Еще двое – старик и совсем мальчик – испили иную чашу. Костер горел долго, и страшные ожоги на их телах говорили о нелегкой кончине.
Убийцы не спешили. Предсмертные стоны умолкли совсем недавно. Угли костра еще тлели.
Охрана рассыпалась по степи, но вернулась ни с чем. Только дорогая женская накидка среди молодой зеленой травы да отрубленные пальцы со следами колец – тоже женские.
Это был первый караван, ушедший на север.
Мы – второй.
Мрачные возчики, привыкшие за долгие годы степных странствий к таким встречам, деловито доставали большие деревянные лопаты. Солнце уже сползало к горизонту, до темноты всем хотелось уйти подальше от мертвецов. Мулла, молодой, белый от ужаса, бормотал молитву, прижимая к груди томик в зеленом сафьяне.
Невесело начинался наш путь!
– Однако же, мой дорогой друг, – вздохнул шевалье, вкладывая шпагу в ножны. – Не знаю, радоваться или печалиться, что эти мерзкие разбойники не дождались нас! Mort Dieu! Тут бы пушка не помешала!
Я представил себе Стася Арцишевского с его лихими бомбардирами. Эти бы шороху наделали!
– Странно мне все же, что татары грабят своих же татар!
– По злокозненности своей, – пискнул брат Азиний, пугливо озирающийся из-за спины своего серого ослика. – Ибо нет для басурман ни закона, ни совести!..
Моя славная армия явно пала духом. Да к тому же еще и распалась.
Со сьером де ла Риверо мы не разговаривали уже вторую неделю. При редких встречах со мной сьер еретик лишь кивал и спешил отвернуться. Я не настаивал. Не стал спорить и когда он решил ехать отдельно, наняв телегу вместе с возницей. Степь широка, но римскому доктору никуда от меня не деться. Мы оба это хорошо понимали.
– Слыхал я, что здешний король весьма строго следит за порядком на дорогах, – гнул свое дю Бартас.
