Жаль, никто даже краем уха ничего не слыхал о брате Алессо Порчелли.
Сгинул Нострадамус!
На ужин был плов.
Плов, да еще бараний, просто наслаждение по сравнению с азу из конины, которое довелось вкушать на обед.
Но и азу – совсем неплохо.
От стряпни брата Азиния мы отказались еще в Джанкое. На следующем привале я, вспомнив первые деньки в редукции Тринидад, взялся за половник – но не тут-то было. Доблестный дю Бартас вздыбил бородку, поклявшись питаться соломой, но не допустить, чтобы дворянин прикасался к котлу. Поскольку сьер еретик обзавелся собственным хозяйством, пришлось искать выход. Он был найден тут же. Наши соседи по каравану охотно согласились за небольшую мзду взять в долю «кяфиров». Поскольку переговоры вел я, дю Бартасу так и не довелось узнать, что есть придется не только баранину, но и конину.
Все остались довольны – кроме брата Азиния. Бывший регент предпочел каждый вечер собирать в степи прошлогоднюю солому и варить в маленьком котелке нечто невообразимое из соленой рыбы.
И всем стало хорошо.
Котелок, деревянная ложка, пряный дух от слегка недоваренного риса…
– Бар-якши, Нагмат!
– Хоп, Адам-ага!
В этих пределах татарский я уже изучил. Даже дю Бартас уже неплохо отличает «хоп» от «йок». В остальном же приходится рассчитывать на мимику и труднопереводимое «твоя-моя».
К счастью, Нагмат, старший из наших сотрапезников, уже много лет ездит по степям и кое-как изъясняется по-русински. Вот уж не думал, что впервые за много лет именно так доведется заговорить на родном языке!
– Наши добрые хозяева чем-то удивлены, мой друг? Не возьметесь ли вы за труд узнать?
Удивлены? Скорее, им весело. Младший, Муса, подмигивает, скаля белые зубы, Газиз, средний, посмеивается в редкую бородку.
– Нагмат, что случилось?
Старик качает головой, явно осуждая несдержанность своих спутников, но тоже не выдерживает – дребезжит от смеха.
– Э-э! Адам-ага нукер видел? Нукер приезжал после намаз?
Ах, да! Ближе к вечеру караван действительно нагнал небольшой отряд. Они ехали со стороны Перекопа. Старший – в высокой шапке с маленьким флажком на пике – о чем-то долго говорил с караван- баши.
– Нукер по степи айда! Нукер жинка искать. Жинка из Ор-капе убегать!
Пока он вновь дребезжит, новость можно пересказать шевалье. Дю Бартас чешет бородку, хмыкает.
А ведь и вправду смешно!
Смешно, когда «жинка» убегает из гарема самого Ор-бека. Да не куда-нибудь, а в степь, к волкам и разбойникам. А еще смешнее, когда ее поймают.
Ай, весело!
Впрочем, про то, как надрезают кожу под горлом, чтобы удобнее было свежевать беглянку, я переводить не решаюсь.
– А она, эта бедняжка, не может где-нибудь укрыться? – сочувственно вздыхает дю Бартас. – Vieux diable! Бывают же на свете добрые люди!
Теперь смеются все трое – и старый Нагмат, и белозубый Муса, и бородатый Газиз.
– Твой друг, Адам-ага, веселый человек! Хорошо с веселым другом по степи ехать! Якши!
Шевалье действительно пошутил – и очень удачно. Спрятаться среди молодого ковыля негде. В каждом караване – старший, за каждой телегой – присмотр. А за голову бежавшей уже назначена награда, тем же, кто пожадничает или сердцем дрогнет и не выдаст, дорога одна – на кол. Сначала бревно вострят, затем задницей сажают, потом конями натягивают.
Якши!
А есть еще разбойники, и свои, и лихие запорожцы. Вон, пальчики женские до сих пор в траве лежат – закопать забыли.
Плов почему-то начинает горчить.
Умирающие угли костра, усталая гитара на коленях. Голос шевалье звучит негромко, глухо.
Да, во Франции весна, а на берегах Парагвая уже осень. Дожди кончились, в бездонном небе ярко горит Южный Крест…
