заткнуть уши. Не найдя ее, она достала толстую шерстяную шапку и надела ее. Крепко сомкнув веки, она лежала среди подушек и непрерывно повторяла: «Я ничего не слышу, я ничего не слышу». И все же слышала все, что происходило в комнате родителей: сначала шепот, потом требования, угрозы, вопросы и быстрые ответы на них, которые становились все короче. Затем она услышала приглушенные крики, которые становились все громче. Это, захлебываясь, кричал отец. Послышались удары, мать завизжала. Кто-то рыдал, нельзя было понять кто. Постепенно все стихло. Камилла облегченно вздохнула, но тишина оказалась обманчивой. Вдруг мощными и быстрыми рывками заскрипела кровать, потом опять стало тихо. Камилла зарылась с головой в подушки, натянула шапку на глаза и застонала. Ее отчаяние было так же велико, как и стыд. Лицо покрывали капельки пота.
На следующий день отец сказал, что хочет навестить своего брата, который жил в ближайшем пригороде. Ни Камилла, ни мать не удерживали его. Он тихо и медленно уложил в армейский ранец часть своих вещей, положил на стол деньги и исчез, не сказав, когда вернется. Камилла вышла из дома и пошла в сад, туда, где кусты росли прямо у стены. Проходя мимо беседки, она отвернулась. За кустами она примяла траву, бросила на нее свой передник и легла на него. Через некоторое время, почуяв ее, к ней прибежал Пако, но она прогнала его. Она слышала, как мать звала ее есть, но не отозвалась. Небо затянулось облаками, пошел мелкий дождь. Камилла открыла рот и стала считать капли на губах, пока не заснула тяжелым, без сновидений, сном. Проснулась она уже после обеда и сразу же вспомнила о том, что случилось накануне. Камилла очень хотела пожалеть отца, но все ее чувства, к кому бы они ни относились, умерли.
Вечером она каталась перед домом на велосипеде, дразня мать. Она доезжала до виллы барона, потом назад до дома Вегерера, проделывая этот путь снова и снова. Через какое-то время на улицу вышла Анна Вегерер с сумкой в руках.
— Камилла, — крикнула она, — Камилла!
Девочка медленно направилась к ней.
— Я слышала, твой отец вернулся. Какая радость! Как он?
— Хорошо, — сказала Камилла, нажала на тормоз, но продолжала сидеть на велосипеде.
— Он зайдет к нам? — спросила Анна Вегерер.
— Конечно, — ответила Камилла и уже повернула переднее колесо, чтобы уехать.
— Погоди, — сказала женщина, — ты знаешь последнюю новость? Кроме твоего отца еще кое-кто возвращается, правда не сюда, но куда-то поблизости.
— Кто? — спросила Камилла без интереса и постаралась скрыть отвращение, увидев на глазах Анны слезы.
— Винцент Ротенвальд, — сказала женщина. — У баронессы опять будет сын, хотя он ей и не сын. Но он все равно будет с ней рядом.
Камилла сошла с велосипеда и медленно подошла к Анне Вегерер.
— Винцент Ротенвальд? — спросила она, прислушиваясь к своему голосу, который звучал для нее как чужой. — Куда он приезжает и почему?
— Он ранен, — объяснила Анна Вегерер. Потом она еще что-то говорила, но Камилла уже ничего не слышала. Она понимала только слово «ранен», оно повторялось в ее ушах, как монотонная дробь морзянки, и ей казалось, что она тоже беспрерывно повторяет это слово. На самом деле она стояла молча, неподвижно устремив глаза на Анну Вегерер, которая, переживая вновь собственное горе, не обращала внимания на странное поведение Камиллы. Анна рассказывала о том, что узнал ее муж от барона, и вдруг упомянула название, которое вырвало Камиллу из оцепенения. Это было название деревни, где Рената проводила каникулы. Теперь Камилла, придя в себя, стала задавать вопросы так быстро и настойчиво, что Анна Вегерер отвлеклась от своего горя и удивленно проговорила:
— Я совсем не знала, Камилла, что ты так интересуешься Винцентом.
— Я спрашиваю просто так, — запнулась девочка, — потому что сразу же хочу рассказать об этом маме.
Анна Вегерер повторила все, что знала. Она пошла со своей сумкой вверх по улице, а Камилла все стояла с велосипедом перед ее садом. На одном из деревьев висели остатки плаката страховой компании, на котором еще можно было разобрать надпись: «Сколько стоит надежное будущее?». Ответ был в следующей строчке: «Меньше, чем вы думаете, если вы будете действовать правильно». Потом следовало уже ставшее к этому времени иллюзорным заверение в том, чем сможет насладиться тридцатилетний молодой человек, достигнув шестидесяти пяти лет, если он будет выплачивать компании маленькие суммы. Камилла не стала перечитывать это. К тому же слово «надежное» показалось ей подозрительным. Только слова «будущее» и «правильно действовать» крепко засели у нее в голове, когда она наконец пошла домой, ведя за собой велосипед. Ехать она не могла от волнения.
От Ренаты уже пришло много открыток. На одной из них даже был виден монастырь, на который, впрочем, Камилла не обратила никакого внимания. Теперь она достала открытку из ящика и углубилась в созерцание здания монастыря. Оно показалось ей красивым и таинственным. Под подписью девочки на открытке было очень неразборчиво написано маленькими буквами: «Почему ты не хочешь ко мне приехать?» Вопросительные знаки обрамляли весь текст в виде декоративной рамки. Камилла пошла с открыткой к матери. Мария Лангталер сидела за кухонным столом и быстро вязала свитер из старых, распущенных шерстяных вещей.
— Я хочу уехать, — сказала Камилла и положила перед матерью открытку от Ренаты.
— Сейчас? Ты в своем уме? — Мария даже не потрудилась прочесть открытку. — Как ты можешь уехать, когда твой отец приехал в отпуск?
— Но ведь его нет здесь, — ответила Камилла. Она взяла один из клубков и начала разматывать шерсть.
— Он приедет завтра или в крайнем случае послезавтра, — быстро сказала мать.
— И ты в это веришь? — спросила Камилла.
Мать помолчала, потом бросила вязанье в угол и выхватила шерсть из рук дочери.
— Но ведь ты же хотела, чтобы я уехала в деревню. Убирать урожай. Тогда, когда инженер еще был здесь.
Мать быстро поднялась со своего места:
— Что ты имеешь в виду? Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу уехать, — ответила Камилла. — Завтра.
— Это невозможно. — Мать попыталась сказать это тоном, не допускающим возражений, хотя знала, что это у нее не получится. — Как я объясню отцу твое отсутствие?
Камилла пожала плечами. Она посмотрела матери в лицо, но не прямо в глаза, а куда-то в область щек и рта.
— Что-нибудь придумаешь. Тебе ведь не только это придется ему объяснять. Мое присутствие здесь ни к чему.
Мать встала, отвернулась от Камиллы, схватилась за край буфета, спина ее сгорбилась, голова опустилась на грудь, прежний вызывающий вид исчез.
— Камилла, пойми же, это невозможно, — сказала она наконец.
— Нет возможно. Я вовсе не хочу видеть тебя здесь с отцом.
«Я не лгу, я говорю правду, — думала Камилла, — а о главной причине отъезда я ей не скажу, я не могу больше доверять ей, она потеряла на это право».
Мария Лангталер ушла в спальню и заперлась там. Камилла услышала, что она плачет. Она попробовала, как и ночью, не слышать того, что не хотела слышать. Сейчас ей удалось это лучше. Она стала искать чемодан, но не нашла его. Тогда она упаковала те немногие вещи, которые хотела взять с собой, в коробку и перевязала ее. Она не хотела жить у Ахтереров только в качестве гостя. Она честно решила помогать им, делать любую, даже тяжелую работу. Она все отдала бы за то, чтобы оказаться в Бойгене. Двадцать восьмого августа начинаются занятия в школе. Времени у нее оставалось очень мало.
Перед сном ей в голову пришла еще одна мысль. Все, что она собрала для Винцента и не смогла
