лбом вперед, безнадежно пытаясь разглядеть неровную землю под ногами, если бы он не втащил меня и не прислонил к стене.
Через минуту прибыл Вася.
– Надо бы в здание пробраться, – озабоченно сказал он. – Не исключено, что там койки уцелели, матрацы…
– Тоже верно, – согласился Башарин. Было темно, более чем темно, но я увидел в его глазах безмолвное обожание. Лидер оправдывал надежды! Сейчас лидер действительно уложит его, Башарина, в кроватку, а сам сбегает за хлебом и тушенкой к завтраку.
– Пошли, – Вася первым двинулся вдоль стены, ведя по ней рукой, и нашарил дверь, и дверь оказалась открыта…
Мы вошли – и сразу же замерли. Откуда-то в помещении истекал свет!
Людей здесь быть не могло!
– Бомжи? – шепотом спросил Башарин.
– Вот с ними и поужинаем, – отвечал Вася. – За десятку они нас пустят к огоньку.
Мы пошли на свет и наконец поняли, куда нас занесло.
В давнопрошедшие – plusquamperfectum – времена здесь был клуб с кинозалом. Сейчас от зала остались только стены и подмостки, даже крыша – и та не уцелела.
– Хайтаран вудрак кылдык суару! – раздался грозный голос.
На высоте примерно человеческого роста возникла фигура, высокая и стремительная. Сразу сделалось чуточку светлее, и мы увидели, что фигура – в длинном плаще.
– Думбан сагардан кылдык! – провозгласил плащеносец, воздевая руки ввысь.
– Думбан вудрак! – ответил суровый голос, и навстречу вышел некий здоровенный бородатый доисторический муж с факелом и в сверкающей кольчуге.
– Они… – прошептал Вася. – Вот нарвались…
Оба, и плащеносец, имевший на голове повязку со светящимися точками, и кольчужный облом повернулись к нам. Они явно еще не видели нас – но вот-вот могли учуять.
– Сагардан эмбиэль! – с таким боевым кличем из мрака явилась девица. Была она в золотых лосинах, сапожках и белой, распахнутой на груди рубашечке, то есть – вполне женственно одета, однако в руке держала немалых размеров меч и управлялась с ним удивительно легко.
Мы с Васей невольно переглянулись. Вроде бы среди наших преследователей женщин не было. Или они, подобно фальшивому «газику», на городских улицах являлись с измененными рылами, но тут, при колдовском обряде, вернули себе свой подлинный прекрасный образ?
За девицей нарисовался еще один силуэт – вроде завернутого в плащ с головой двухметрового дяди. То есть, четвертый маг…
– Т-т-т-т-т! – вспомнил я. Четыре неприятности! Четыре тещи, или четыре судимости, или четыре пули в печенку! Вот это что было такое – четверо магов-убийц!
Тут убийцы запели.
Это была жуткая песня, в которой мы могли разобрать только слова «сагардан» и «кылдык», и эти слова означали что-то страшное. Четверка над нашими головами призывала силы мрака и сгущала атмосферу безумия…
Вася полез рукой под мышку. Но не выскользнул оттуда пистолет, одним своим весом подтверждая, что мы не беззащитны перед лицом черной магии. Васькина рука окаменела, как и кулаки Башарина, сжимающие лопату, как и мой полуоткрытый рот.
– Кам-про-ман-дос! – выкрикнул тот, что в повязке, поднося руки к лицу рупором. Факел и меч в девичьей руке решительно указали на нас троих, а из рупора вырвался длинный, рассыпающийся сноп радужного огня!…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Говорит Нереал
Я, Напролом!
Я?
Я!
Ноги. Стою. Крепко. Хорошо стою.
Глаза. Вижу. Рожа. Я узнал эту рожу.
Рука. Правая. Тяжесть. Палец. Упруго. Подается…
Рожа. Сытая. Лысая. Старая. Ненавижу!
Этот гад, сука, козел вонючий, отнял у меня Машку Колесникову!
Классная девка Машка – ноги во, бедра во, сиськи во… ох, что-то я не то вижу…
Получай, падла!
Тах!
– Это тебе за Колесникову! – объяснил я ему, но он, кажется, не понял.
Упал. Рожей в стол. Хорошо! Класс!
Тресь. Дверь? Дверь. Кто там?
Двое. Ну и рожи! Что с ними делать?
– Кто тебе его заказал?! – слышу. – Живо! Ну?
Как – заказал?
Кто-то что-то мне заказал? Врать не стану – не помню. Значит, не знаю.
И я честно ответил:
– Не знаю!
Эти двое выглядели так, как должны выглядеть мужчины. Большие, крепкие и опасные. И при оружии.
Кажется, я их чем-то удивил.
Заказал, заказал… Хорошее слово. Что бы оно значило? Надо вспомнить.
– Во, блин! – сказал тот, что чуть пониже.
Тут я вспомнил еще кое-что. Если делаешь выстрел в человека, то лучше поскорее убраться. Они загораживали мне дорогу. Но встали так, что между ними можно проскочить.
Я уже проскакивал так однажды. Просто нужно сделать большой прыжок и пролететь. Тогда это были два полицейских, белый и негр. Большой толстый негр. Меня загнали в угол, но я не сдался. Я, выругавшись, кинулся между ними, отмашкой сбил с ног третьего полицейского, а за углом уже ждал серебристый «форд» с распахнутой дверцей.
– Здесь, Брич! – услышал я.
Мы понеслись по улицам Чикаго, а за нами – две полицейские машины, и тысяча пуль ударила нам в капот, и по заднему стеклу моментально поползли трещины, но за рулем сидел Билл Бродяга, а Бродяга свое дело знает! Мы ушли, мы ушли, мы бросили машину и поднялись вверх по такому откосу, какой и ящерице бы не одолеть, мы тащили друг друга, мы проклинали друг друга, мы молились друг на друга, потому что в одиночку мы бы там сдохли!
– Иди сам, Брич, – сказал он. – Иди, сукин сын, иди, траханный зад!
Но если бы я его оставил – я был бы хуже всякого траханного зада.
Я помнил, как нужно собраться и стальным ядром пролететь сквозь ошарашенных полицейских. Я сделал это!
Может быть, кому-то покажется смешно, однако я сам себя называю «Напролом». Это хорошее имя. Я иду по жизни напролом. Главное – чтобы никто лишний не попался на дороге.
Напролом? Нет, еще как-то иначе…
Потом я сбежал по лестнице и оказался на улице. Замешался в толпу. Главное – не суетиться. Убегающего – заметят.
Я свое дело сделал.
Заказал… Стоп! Вспомнил!
Я сам себе его заказал.
Вот так.
И теперь я иду по улице, иду и смотрю на женщин. А они смотрят на меня.
