– Только никому не рассказывай, что тебя обморочил суккуб…
После чего наступила тишина.
– Ты, как там тебя! Ты, родная! – позвал я, и думал, что позову громко, но получилось совсем тихо.
Смертный холод охватил меня.
Нужно было забраться на постель и укрыться одеялом. А на постели лежит теплая Маргаритка… Вот кто меня согреет! Но я не мог даже пошевелиться.
Суккуб высосал меня всего. До такой степени высосал, что я даже не ощущал голода. Своего обычного голода, который могла удовлетворить красивая и темпераментная женщина вроде Ксении.
Край одеяла…
Я же мог притащить к себе одеяло!
Понемногу я передвинул руку, собрал все силы, оторвал от пола локоть и ухватился за край, и потянул одеяло на себя! Оно соскользнуло с постели, но шлепнулось не на меня, а рядом со мной. И я понял, что накрыться не смогу. Ни-ког-да…
Маргаритка проснулась и повернулась ко мне.
– Ты что, Брич? – почему-то шепотом спросила она. – Ты чего на полу?…
– Го… – ответил я. Дальше не получилось.
– Тебе плохо? – она склонилась ко мне с постели, протянула тонкую руку и зачем-то потрогала мне лоб.
– Да… – сказал я.
– Ты болен!
Она вскочила и присела рядом со мной на корточки.
– Брич, милый, что с тобой? Ну, скажи! Ты не можешь встать?
– Да…
Она попыталась приподнять меня.
– Нет… По…
– Что – «по»?…
– Са… – я мог что-то произнести только на коротком выдохе. Проклятый суккуб… как там ее?…
Вдруг а где-то у себя внутри услышал это имя, но не в голове, как полагалось бы, а, кажется, в животе… Это был гул, это был звон, это была какая-то жуткая насмешка надо мной, совершенно лишенным силы!
– Ребал-ли-ан-нь!… Адин-н-нурада!…
– Ди! – в злобе выдохнул я.
– По-са-ди? Ой, сейчас, Брич, миленький, сейчас!
Ей удалось кое-как прислонить меня плечами к краю постели. Стоя рядом на коленях она стала целовать меня – очевидно, от страха. И этим, кажется, помогла. Ее возбуждение прибавило мне сил.
– Го-ло-ден… – произнес я совсем разборчиво.
– Ты голоден? – Маргаритка удивилась, но тут же стала соображать. – Это с тобой от голода? Разве так бывает?
– Да, – сказал я.
Она задумалась.
– Бывают голодные обмороки… Брич! Ты что же – все это время не ел? Ты же приносил мне еду! А сам – не ел?…
– Да… – ответил я.
– Боже мой… Так это что же – из-за меня?… Брич, у нас же были деньги! Я видела! Что случилось, Брич, миленький?
Я не мог и, конечно, не хотел объяснять ей, что случилось. Она же была умненькая девчонка – она сама бы придумала… если ей не мешать…
– У тебя отняли деньги?!.
Да как ей такой только в голову взбрело! Отнять деньги – у меня? У Брича?!?
– Не-е-е!…
Я хотел зарычать, и действительно что-то вроде рыка получилось, но она не испугалась.
– Вставай, Брич, вставай… – шептала она, и тянула меня за руку, пытаясь усадить, и ей это, как ни странно, удалось, только вот спина у меня была ватная.
– Вот, вот так… А теперь держись за меня, я тебе помогу…
Она хотела втащить меня на кровать. а не все ли мне равно, где лежать, если я до такой степени голоден. Эта рыжая высосала меня, как пакетик сока!
– Есть… – потребовал я. – Есть!…
Мне нужна была вовсе не еда, но и еда, наверно, тоже, я сам не понимал…
Маргаритка села на пятки.
– Тебе так плохо? – спросила она.
– Да…
Тогда она отпустила мою руку, но не сразу, а позволила мне медленно лечь. но затылком я все равно треснулся.
– Брич… – сказала она. – Я люблю тебя, Брич. Понимаешь? Что бы ни случилось – я тебя люблю. И буду любить.
Она встала с колен. Тоненькая она была до невозможности, со слабыми грудками, и ноги еще толком не оформились, не приобрели плавных линий. Но года через два она могла бы стать настоящей красавицей. Это я знал, даже лежа на полу в полнейшем параличе.
Даже не пытаясь найти бельишко, она схватила платье и натянула прямо так, на голое тело.
– Я дойду до круглосуточного киоска, – сказала она. – Может, что-нибудь стрельну. Знаешь, иногда получается. Сделаю вид, что уже лезу в кошелек… Я скоро, Брич!
Я хотел ей сказать, что лучше не надевать материнских туфель на каблуках, потому что ей придется быстро убегать. Но ведь и другой обуви у нее тоже не было.
Поэтому я не сказал ничего. И она ушла.
Стоило стихнуть стуку каблуков – а стучать им особо было и не по чему, сразу за порогом начиналась просто утоптанная земля, – как раздался легкий смешок.
– Ассарам Кадлиэль! – позвали меня. – Ну, каково тебе? Теперь – вспомнил?
Ни хрена я не вспомнил, но ответить достойно силы не было.
Надо мной нависло фарфоровое лицо и прядь темно-рыжих волос попала мне в рот. Я захотел выплюнуть – и не смог.
– Плохи твои дела, Ассарам Кадлиэль, – произнесли, помедлив, пухлые губы. – Тебя основательно закляли! Но не валяться же тебе на полу весь остаток дней твоих! Согласись, ни одна зрелая женщина не догадается сюда заглянуть, чтобы подкормить тебя.
Губы приникли к моим.
Ничего слаще я во всю свою жизнь не пробовал!
Руки сами оторвались от пола и попытались притянуть к себе укрытое черным бархатным плащом тело.
Но тела не было. И бархата не было. Только – лицо!
Губы раздвинулись в улыбке – и лицо стало таять.
– До встречи, Ассарам Кадлиэль! А теперь – прощай! Я расскажу нашим, в каком состоянии тебя нашла, и мы что-нибудь придумаем!
– Ребалиань! – вскрикнул я. – Адинурада!…
Но ее уже не было.
Хватаясь руками за что попало, я перебрался на постель. Укрываясь одеялом, запутался ногой в чем-то скользком. Это оказались трусики Маргаритки. Шелковистые трусики с кружевцем. Я бросил их на пол. Пусть соблюдает хоть какой-то порядок.
Вот если теперь она принесет из киоска чего-нибудь пожрать – я буду просто счастлив!
Я приподнялся и отодвинул четырехслойную портьеру с окна, чтобы посмотреть, не спешит ли Маргаритка с едой. И тут несколько удивился – на подоконнике лежали полиэтиленовый пакет с хлебом, коробочка с плавленым сыром, еще не открытая банка рыбных консервов.
