– Это ты стрелял?
– Ну и что?
– Ну и что? Стреляют, а потом вообще тихо! Что я должна была подумать?
Я посмотрел на нее с сожалением. Глупая девчонка. Что я, первый раз в жизни стреляю? Вон, Ротмана буквально на днях пристрелил.
– Иди домой, – сказал я.
Она вдруг принюхалась.
– Брич, ты что, на мусорке сидел?
– Я на всякий случай обнюхал свой рукав и убедился – вонь злобного старикашки здорово прилипчива.
– Нужно было кое за кем понаблюдать. Постирай мне штаны и рубашку.
– Порошка нет.
– Хоть как.
Я забрал у нее одеяло, пошел в домик, разделся и выбросил ей на порог вещи, а сам в одеяле сел на постель.
В окно я видел, как она бежит за водой, как долго полощет штаны с рубашкой в погнутом жестяном тазу. как развешивает на ветках. Приятно наблюдать, когда женщина занимается домашней работой.
Она вбежала в домик, захлопнула дверь и сразу кинулась ко мне.
– Ты не представляешь, Брич, как я замерзла! – и, как будто одно вытекало из другого, добавила: – Я страшно тебя люблю, Брич.
У женщин соображение как-то странно устроено. Вот и Мерседес тоже влюбилась в Бродягу, когда он ей чуть руку не вывихнул. Я ему потом говорил – ты ей вообще ухо отстрели, тогда она по гроб жизни твоей будет.
– Брич, мы еще долго будем тут мерзнуть? – спросила Маргаритка.
– Потерпи до завтра.
Проблему жилья я решил просто и элегантно – позвонил той толстухе из редакции. Она обрадовалась, назначила мне встречу, я пришел и доставил ей море удовольствия. Ее интересовало, как правильно разбивать стекло, почему мужчины плачут, существует ли в природе пуленепробиваемый брюшной пресс – в общем, она хотела, чтобы я с умным видом трепался о ерунде, ну, я и трепался. Правда, я не мог понять, почему она считает, будто я разбил витрину в состоянии стресса. Я был в состоянии бешенства – так я ей и объяснил, а стресс – он для истеричных дам.
А разговор происходил у нее дома, и я сразу понял, что комнаты – две, и они каждая сама по себе.
– Кстати, – сказал я, – у меня тут проблема. Нельзя ли у вас пару деньков перекантоваться?
– Конечно, можно! – с восторгом ответила она. Решила, наверно, что я начну к ней приставать. Я же просто переночевал, а утром отправился за Маргариткой. И днем привел ее на новое местожительство.
Толстуха сразу же в нее вцепилась. Действительно, мы с Маргариткой – красивая пара, мы и должны быть вместе изначально, и поэтому старуха хотела знать подробности. Маргаритка, которая уже успела принять горячую ванну, такого ей наговорила на кухне, что потом полночи смеялась.
Утром я ушел. Сказал – по делам. А ноги сами почему-то довели до того проклятого бара. Я плюнул на его порог. Дешевая гнусная забегаловка! Вот разбогатею – куплю и сожгу. Чтобы такие притоны город не поганили.
Надо было раздобыть денег.
То, что в этом городе нет мужчин, с которыми можно делать серьезные ДЕЛА, я уже понял. Не попытаться ли заработать на жизнь как-то иначе?
Вечером я спросил толстуху – нет ли у нее на примете какой-нибудь работенки для неглупого человека.
– А что вы умеете? – спросила она.
Вопрос был какой-то странный. А что вообще нужно уметь, чтобы работать?
– Вы что-то кончали? – допытывалась эта дура. – У вас есть какой-то диплом? Сертификат?
– Я бы хотел работать в сфере финансов.
Это прозвучало как надо. Помнится, Умберто Лопес всегда в сомнительных случаях весомо говорил:
– Я работаю в сфере финансов.
– То есть как? – удивилась толстуха. – Президентом банка, что ли?
Должность звучала неплохо.
– Да.
Она расхохоталась.
– Вы скажите, Валентин, что вы действительно умеете? – сказала она, отсмеявшись, а хохочущая толстуха, кстати, зрелище довольно мерзкое, у нее же все колышется, и живот, и ляжки. – Постойте, я, кажется, придумала. Вас можно устроить в охрану…
– В ох-ра-ну?!.
Мена аж приподняло над стулом. Чтобы я, Брич, унизился до того, чтобы охранять рыбные рестораны? …
– Нет, – едва сдерживая рычание, сказал я. – Я не могу в охрану.
Подумал и добавил:
– Западло.
И, видя ее недоумение, добавил еще как можно строже:
– Мне нельзя.
– Что – нельзя?
– Светиться нельзя.
– То есть как?
– Свои увидят – не поймут.
Да, Билл Бродяга уж точно бы не понял.
– Та-ак… – пропела толстуха, а глазки ее зажглись нехорошим таким огоньком. – Вас нужно устроить туда, где бы вас никто не видел и не слышал. Правильно?
– Да.
Она покивала.
– Это я придумаю.
– В долгу не останусь.
– Какие там долги! Вы мне просто расскажете как-нибудь всякие эпизоды из вашей жизни, ладно? Вот мы и в расчете.
– Конечно, расскажу, – согласился я.
Маргаритка во время этого разговора сидела рядом и смотрела на меня влюбленными глазами.
Девчонке повезло. Она встретила настоящего мужчину.
В квартире у толстухи было тепло, холодильник полон, она утром ушла на работу, а мы с Маргариткой целый день провалялись в постели.
Вечером оказалось, что работа найдена.
– Валентин! Маргоша! – позвала нас толстуха. – У меня для вас хорошая новость. Есть работа!
– Я не могу светиться, – сказал я через закрытую дверь.
– Какое там светиться! Склад, на складе только вы и кладовщик. Деньги небольшие, но стабильные. Вас там никто не увидит.
– Да? А что придется делать?
– Рулоны грузить, – объяснила толстуха. – Придет машина – разгрузить, разложить по стеллажам. Это склад тканевых оптовиков. Нет машины – сидеть, смотреть телевизор.
Это меня устраивало.
Однажды мне уже пришлось три недели таскать ящики с баночным пивом, одновременно выслеживая некого человека и длинной фамилией и еще более длинным списком грехов по отношению к Бродяге. Ничего – ненадолго же!
На складе я продержался полторы недели. Там работали молодые бабы, к которым приходили какие-то сопляки. Я как-то объяснил, что настоящий мужчина не может одеваться в пиджак, который застегивается
