чуть ли не до горла, и носить такую бездарную обувь. Они так хохотали, что стеллажи качались. Вместе с рулонами.
А почему так вышло, что я схватил рулон, длиной в полтора метра, а весом в пятнадцать кило, и треснул этим рулоном сгоряча по большому столу, на котором меряли ткань, и у стола подломились ножки, этого я, честно говоря, не понял сам. Может быть, потому, что эти дуры меня достали. Только и было слышно – взяли бездельника, он там телевизор смотрит, а мы за него отдуваемся. Но я же два раза помогал разгрузить машину! А во вторник, когда машина пришла днем, я как раз вышел прогуляться, и в среду…
Говорил же: дайте серию досмотреть, еще четверть часа – и иду! А они мне – шофер торопится да шофер торопится!…
Я шел домой злой, как черт. Мимо проезжали козлы на иномарках. Везли своих баб. А я шел пешком! Как последний огрызок!
Возле ларька стояли какие-то… Стоп!
Того, тощего и сутулого, что покупал газету, я узнал сразу. И подошел, и отпихнул от него его бабу.
– Узнал, родной? – спросил я его. Ответа не требовалось – если сейчас не понял, через две секунды точно поймет. Я въехал ему в зубы и негромко так рассмеялся.
Бродяге бы понравилось, как я рассмеялся.
Потом я стряхнул с плеча бабу, повернулся и ушел.
Этот сукин сын… как же его, в самом деле, звали?…
На озерном берегу мне было очень плохо. Выворачивало наизнанку. Надо мной стояли, и он стоял, ждал, пока я встану с колен.
– Свинья – она и есть свинья, – сказал он.
Он назвал меня свиньей на том основании, что он выпил – и ничего, меня с такой малости развезло. Умный! Песенки сочиняет! Купец умрет за деньги, попа задушит жир… А я, значит, свинья…
Нет. Не корчило меня ни на каком берегу! Я вообще прекрасно держу спиртное!
Я вообще впервые в жизни увидел этого тощего.
– Пусть они мне за полторы недели заплатят, – сказал я дома толстухе, ведь это она привела меня на кретинский склад, вот пусть теперь и вызволяет мои денежки.
– Этих денег как раз хватит, чтобы починить стол и два стеллажа, – ответила она. Какие, к лешему, стеллажи? Если я однажды и вышиб стойку, так ведь вставил ее на место!
Потом они с Маргариткой вечером совещались на кухне.
– Я договорилась, что мы тут еще недельку поживем, – сказала мне потом Маргаритка. – Только это уже получается, что мы комнату снимаем. Брич, когда приедут твои серьезные люди и ты начнешь наконец работать так, как тебе хочется?
– Сам жду не дождусь, – буркнул я.
– И надо чего-то купить в хозяйство. Сколько Наташа может нас кормить?
– Надо.
Маргаритка сидела на низкой тахте и смотрела на меня большими укоризненными глазами.
– Брич… – вдруг произнесла она так жалобно, что мне сделалось не по себе. – Брич, миленький, ну, придумай же что-нибудь!
– Ну, что я тебе придумаю?!
Она вскочила.
– А что, мне придумывать? Опять – мне? Может, мне связаться с богатым дядькой и брать у него деньги?
Я посмотрел на нее с интересом. Глупышка глупышкой, а вот ведь умную мысль выдала.
– Ты этого хочешь? – как бы не веря своим ощущениям, спросила она.
Я пожал плечами – мол, решай сама, не мне ведь под богатым дядькой сопеть и пыхтеть.
Тут Маргаритка в совершенно необъяснимой панике кинулась мне на шею.
– Брич, ты любишь меня?!. Любишь? Или уже давно разлюбил?
– Не говори глупостей, – сказал я ей. – Я же с тобой, чего тебе еще надо?
– И я тебя люблю… – прошептала девчонка. – Брич, я все сделаю, как надо… а ты меня не бросишь?…
Я пообещал, что не брошу, и на следующий день Маргаритка собралась НА ДЕЛО.
Это было ЕЕ ДЕЛО, и она собиралась тщательно, позаимствовала у толстухи косметику и стянула в ванной колготки. Толстуха у нас маленькая и кругленькая, а Маргаритка довольно высокая, так что колготки оказались впору.
Она пришла вечером, измотанная, но денег не принесла. Я ее за это не ругал, ни слова даже не сказал – нельзя же сразу требовать у того козла, чтобы раскошеливался. Пусть сперва раскочегарится как следует, а потом уже и намекнуть можно.
Толстуха вечером пришла очень недовольная и сказала, что Ксения сама не знает, чего хочет. Я молча согласился. Если они жила с тем усатым, значит, уж точно хотела чего-то неправильного.
Через два дня Маргаритка пришла очень озабоченная.
– Знаешь, что сказал этот козел? Предложил переехать к нему! Чтобы я жила с ним!
Я посмотрел на девчонку с подозрением. Не то чтобы мне действительно было интересно, дала ли она тому богатому козлу, которого подцепила в баре, или еще не дала, а стоил ли козел таких жертв. Был ли он действительно настолько богат, чтобы ради этого уходить к нему жить?
– Говорит – норковую шубу куплю… – не глядя на меня, добавила Маргаритка.
Норковые шубы тоже разные бывают…
И, в конце концов, когда приедет Билл Бродяга и привезет деньги, я просто-напросто явлюсь к тому козлу, дам ему промеж рогов и заберу Маргаритку!
Я так ей и объяснил.
Она смотрела на меня круглыми темными глазами и, как мне показалось, даже не слышала моих слов. Просто – смотрела и дышала.
Я повторил и пообещал забрать ее у козла сразу же, как только появятся деньги. И даже вот что придумал – она же может, живя у козла, раз в неделю прибегать ко мне! И это будет для всех хорошо, удобно и замечательно.
Всю ночь она не давала мне покоя – пока утром не потеряла сознание. Я позвал толстуху, та раскудахталась, собралась звонить в «скорую», но Маргаритка очнулась сама.
До обеда она пролежала, а потом кое-как собралась и ушла.
Через два дня она мне позвонила и сказала, что козел в полном восторге, уже купил ей кожаную курточку, она приводит в порядок запущенную козлиную квартиру, а больше говорить не может – он вышел за сигаретами и вот-вот вернется.
– Прямо из рук меня не выпускает, – пожаловалась Маргаритка.
Толстуха додумалась устроить меня в строительную бригаду!
Мы пошли на встречу с бригадиром.
Он посмотрел на меня и сказал, что сейчас ему как раз жена подсунула племянника, не отказывать же родной жене, так что, если в бригаде будет местечко, он сам позвонит. Толстуха поняла, что тут дело неладно, велела мне идти к остановке, а сама задержалась – потолковать с бригадиром. Потом она догнала меня.
– Валентин, – строго сказала она, – этот человек клянется, что узнал вас. Вы подрабатывали сторожем на новостройке и, как он утверждает, не просыхали.
– Он меня с кем-то спутал.
– Нет, Валентин… – толстуха вздохнула. – Он знает ваше имя. Я ему вас не называла, он сам сказал…
Это была какая-то необъяснимая чушь. Или же наоборот – судьба берегла меня для более серьезных заработков, чем гроши на стройке. Может быть, Бродяга уже стоял на трапе самолета, который принесет его ко мне?
Избавившись от толстухи и придя домой, я позвонил Маргаритке.
– Ты сегодня придешь? – спросил я. – Если твой козел в командировке, то приходи. И принеси бутербродов.