переночевать дважды, а потом на него хозяйка магазина так взъелась, что чуть не убила. Так что убежище вместе с тещиными бутербродами накрылось медным тазом.
– Ну, делать нечего – засел я на этих чертовых огородах! – даже не пытаясь объяснить, как его вообще занесло в Малаховку, подвел итог своих скитаний Башарин.
– Что жрал-то? – с заботливостью старой, видавшей виды няньки спросил Вася.
– А все очень просто. Я там, на огородах, ведь сторожем нанялся!
– Вот это да! – изумился я. – Лягушек, что ли сторожить?
– Нет, там корешок один прикупил земли, дом строит. Место хорошее, все магазины – через шоссе, лет через пять там таких особняков понастроят… Ну, чего-то у него затормозилось, он и нанял меня стройматериалы посторожить. Живи, говорит, там на первом этаже уже можно. Продуктов привез, денег немного дал. Живи, говорит, и гоняй всякую сволочь! Ну, думаю, моя дура скоро остынет, скучно ей станет, вот тут я и появлюсь. Она уж придумает, где меня спрятать. Опять же, сподручнее будет за ментами наблюдать – как они киллера ловят. День живу, другой, а на третий или четвертый…
Он замолчал, всем видом показывая – сейчас будет сказано нечто значительное.
– Ну, ну? – подбодрил Вася.
– Что – ну? Что – ну?! – заорал Башарин. – Я же говорю – опять сам себя увидел! Вы когда-нибудь слышали, чтобы зеркало заговорило?
– Как с похмелюги зеркало бреют – слыхал, а чтобы оно еще и говорило… – Вася всем видом и каждой ноткой интонации давал понять – представляю, сколько ты там выпил, охраняя новостройку, если уж до зеркальных речей дело дошло.
– Какая похмелюга?! – Башарин вскочил.
– Сядь! – гаркнул Вася, не вставая. – По существу!
– Себя увидел! Как живого! Я ему – ну, ты, родной! И он мне точно так же – ну, ты, родной! Попугай, блин! Какаду траханный!
– Кто попугай?
– Ну, этот, который второй я.
– Вот, Игорек, мотай на свой несуществующрий ус, – нравоучительно произнес Вася. – Так судьба наказывает мужчин, которые изменяют женам. Чтобы этого не произошло, лучше тебе оставаться холостяком. Иначе твое зеркало начнет тебе трещать по-латыни. Давай дальше, Валентин. На этот раз хоть обошлось без мордобоя?
– Ушел я от греха подальше, – туманно отвечал Башарин. – Не веришь, да? А я засел на той новостройке и начал пить. Думаю – семь бед, один ответ, если я уже сошел с ума, то от водяры мне хуже не станет.
– Судя по всему, пил ты там долго.
– Не знаю. А потом приехали какие-то, те самые, гипнотизеры, что ли, как раз когда я за картошкой шел, гонять меня стали. Ну а потом – вы…
– Спасибо бы сказал, что нас туда занесло, – напомнил Вася. – А теперь давай-ка подробнее про того двойника.
– Это действительно второй я, – подумав, сказал Башарин.
И больше следователь угрозыска ни фига от него не добился.
– А что ты рассчитывал услышать? – спросил я Васю, когда Башарин убрался спать в кресло. – Что он присутствовал при создании нереала? Или он бы взял да и признался, что сам изготовил тульпу по своему образу и подобию?
Вася сидел хмурый и смотрел на стакан с остывшим чаем.
– Этот бедолага – не совсем Башарин, – сказал он. – Валентин мужик пугливый, а этот как что – так в рыло… Если бы этот идиот хоть попытался с ним поговорить!
Я не понял, кто тут идиот – Башарин или нереал.
– Ну, я еще понимаю – в «Гербалайфе» это было невозможно. Но в Малаховке? Стоп! – Васька треснул кулаком по столу. – Я все понял! Эти сволочи отправились в Малаховку за настоящим нереалом! Из этого следует – что?
Что нереал тоже поселился на огородах!
– Погоди, погоди! – я даже замахал на него руками. – В огороде бузина… то есть нереал… Ты подтасовываешь! Ну, забрел нереал в Малаховку, ну, столкнулся с Башариным!…
– Не-е-ет! Они его там выследили! А Башарин им подвернулся случайно!
– Думаешь, маги не смогли впотьмах отличить человека от нереала? – я даже обиделся за магов. – Василий, это нам с тобой разницы не видно, а им-то видно!
– А почему они тогда Башарина гоняли? – резонно возразил Васька. – Значит, разница минимальная! Такая, что ею можно пренебречь! Помнишь, что говорил Астралон? Тульпа неотличима от человека!
– Да что ты так завелся? Да еще в четвертом часу ночи? Кто он тебе, этот нереал? Брат, сват? Откуда вдруг такая горячая любовь к гибриду тульпы и инкуба? И с чего ты вдруг решил, будто он в этом мире – как беспомощное дитя? Вон в «Отчем доме» чуть человека не убил, Башарину в торец заехал! Мало ли, что он не понимает, откуда взялся?…
– А ты вообрази, – проникновенным голосом сказал Вася. – Ты только вообрази – вдруг ты оказываешься непонятно где, среди незнакомых людей! Ты знаешь, что должен совершить что-то этакое, и творишь, но при этом у тебя нет ни квартиры, ни денег, ты вроде сумасшедшего, которого случайно выпустили! Вот скажи – нужно тебе, такому, помочь?
– Сумасшедшему место в дурдоме… – подал голос из кресла задремавший было Башарин. И, надо сказать, весьма кстати.
– А если бы ты завтра проснулся где-нибудь в Африке, в племени мумба-юмба? Тебя ведь там бы тоже приняли за сумасшедшего! – развернулся к Башарину Вася. – Ты, скажем, берешь банан и жрешь, а у них не принято, чтобы посторонние видели, как ты питаешься.
– Ну, это ты уж загнул! – Башарин даже проснулся от возмущения, а я посмотрел на Васю с некоторым уважением.
– Ничего не загнул, в каком-то журнале читал, – сказал Вася.
Вовсе это было не из журнала, а какой-то латиноамериканский писатель придумал, то ли Маркес, то ли Борхес, но мучительно вспоминать, что за писатель такой, я не стал – Васька сейчас был интереснее всякой литературы.
– Если ты видишь, что ребенок тонет, ты же бросишься на помощь? – наступал он на Валентина. – Ну так этот нереал – все равно что ребенок! Попал в мир взрослых людей, ничего не понимает, делает одну глупость за другой!
Башарин посмотрел на следователя Горчакова, как на малое дитя, проповедующее реальность Дед- Мороза, устроился в кресле поудобнее и накрылся с головой старым спальником, всем видом показывая, ну вас, ругайтесь хоть до утра…
Долго бы мы еще спорили о странном Васькином желании непременно взять нереала на руки и унести его от плохих дядек, но странная мысль проклюнулась среди извилин.
Иногда мои извилины мне самому напоминают огородные грядки – не пряменькие, как положено, а взаимоперепутанные. Я бросаю в них семечки, иногда – сам того не ведая, семечки прорастают, откуда ни возьмись – торчит этакий баобаб, не давая места более полезным растениям, и выкорчевывать его я тоже не могу – кто его знает, а вдруг на нем что-то ценное созреет!
Мысль эта была такая: что-то этой ночью прозвучало очень даже знакомое, как будто несколько дней назад подвернулся кусок веревочки, а сейчас вот – торой кусок, так что если их связать…
И в придачу это была очень смешная мысль.
– Васька! А ты сам – откуда взялся?… – в совершенно театральном ужасе спросил я.
– Я? – Вася посмотрел на меня так, как все последние дни, взглядом санитара, которому давно осточертели закидоны палаты номер шесть, до такой степени, что он сдвинется с места только при явной попытке самоубийства.
– Ты, ты! – мой ужас непостижимым образом, вопреки всем нотациям Станиславского, переплавился в восторг. – Ты ведь тоже – человек, каких не бывает! Тебя кто-то придумал! Ты – нереал!
– Я – нереал? Очень хорошо, – Вася демонстративно посмотрел на часы. Имелось в виду, что если
