– Наследства лишить за дурость.
Шварц важно кивнул.
– Понял, – отвечал на кивок Архаров. – Хочешь сделать из недоросля архаровца.
– Нет, сударь, архаровец из него не получится, кишка тонка, – неожиданно простонародно выразился Шварц. – А, бывая в свете, может он иногда узнавать, что нам потребно. Коли не захочет это делать в вознаграждение за спасение от мазуриков, надобно припугнуть векселем. На мой взгляд, невелика наука. Кабы у нас сим летом в высшем свете имелись осведомители, мы бы сей вертеп разврата взяли куда раньше и с меньшими хлопотами.
Аххаров подумал и сгреб бумаги обратно в ларец.
– Забирай, держи у себя в подвале, – велел он Шварцу. – Глаза б мои на всю эту дрянь не глядели.
– Благодарствую, – чинно молвил Шварц, принимая ларец в обе руки. – Весьма разумное решение.
– Ваша милость, уж не эта ли табакерка у нас пропавшей вместе с госпожой Пуховой числится? – спросил Тимофей. – Алмаз больно хорош.
– Статочно, она, – полюбовавшись вещицей, сказал Архаров. – Ишь, сколько тут побрякушек! Клаварош, Тимофей, сыщите-ка ну хоть наволочку, покидайте в нее все это добро – и ко мне в карету.
Продовольствие, которое было оставлено возле постели Вареньки, и сухари в Федькиных карманах кончились. Оба огарка приказали долго жить. В подвале сделалось душно, да и воняло.
Федька в полной темноте, встав на сложенное в несколько раз Варенькино одеяло, замотанное, чтобы не расползалось, в его мундир, наощупь пробивался сквозь потолок. Он уже вкопался довольно высоко, он уже выломал какие-то доски, повисая на них всем телом, и был уверен – осталось всего несколько вершков, вон уже пальцы путаются в корнях.
– Врешь, со мной не справишься, – шептал он. – Врешь, не возьмешь… Чума не взяла – и ты не возьмешь…
Причем и сам ведь не ведал, к кому обращается.
– Я долго не проживу, – сказала Варенька. – Но коли Бог судил уцелеть – я вас, сударь, вовеки не забуду. Я себя знаю – я коли кому благодарна, то ему во всех злополучиях верна…
– Помолчите Христа ради, – отвечал на это Федька. – Наглотаетесь земли, вам нельзя…
– А вам?
– Мне после чумы все можно…
Федька замолчал, принюхиваясь.
Точно! Сверху потянуло свежим воздухом.
– Ну, сударыня, молитесь – я, кажись, и впрямь на волю пробился, – внезапно охрипнув, сказал он. – Только как бы мне еще повыше вскарабкаться? Что у нас еще есть? Вот черт, руки прямо отваливаются…
– Меня на тюфяке вниз снесли, – догадалась Варенька. – Можно его тоже свернуть.
– Так вы ж на голой земле окажетесь.
– Это ненадолго! Вы, сударь, дыру расширите и тюфяк мне тут же вернете.
Федька услышал, как Варенька возится, кашляя, где-то у его ног. Вдруг он ощутил на своем колене слабые, легкие, почти невесомые пальцы.
– Это я, – смущенно сказала Варенька, словно бы в подвале был еще кто-то, способный хвататься за колени. – Держитесь за стенку, я вам под ногу тюфяк подложу, потом под вторую… Ах!..
В подвале более не было кромешной тьмы – из щели, которую столь успешно завалил землей Федька, просачивался свет.
Кто-то был в той части подземного хода, которая вела к шулерскому притону.
– Они… – прошептала Варенька.
– Тихо, – приказал, соскакивая с возвышения, Федька. И, что было уж вовсе нелепо, выставил перед собой палаш.
В коридоре прозвучала матерная ругань. Тот, кто шел к выходу, обнаружил, что пути дальше нет.
– Ага, застряли, – весело отметил Федька. Сейчас он был безмерно рад тому, что перекрыл для шулеров путь к бегству, и даже то, что сам чуть навеки не остался в подвале, как-то сразу забылось.
Но того, что было дальше, Федька, очевидно, не мог предусмотреть.
Из верхней части щели, там, где оставалась дырка – не всякой крысе проскользнуть, раздался выстрел.
Варенька вскрикнула.
Пуля взрыла землю там, где несколько минут назад лежал ее тюфячок.
– Ранил, что ли? – спросил незримый мужчина.
– Сейчас прикончу, к такой-то матери. Хоть одну дуру молчать заставим.
Федька схватил Вареньку в охапку и, толкнув в самый безопасный угол, прикрыл собой.
Второй выстрел оказался столь же бесполезен, но проверить это убийцы не могли. Переругиваясь и в чем-то неясном друг друга виня, они поспешили прочь. Но, видать, недалеко ушли – в подземном ходу раздались крики, началась какая-то суматоха.
– О Господи! Да это ж наши притон штурмуют! – догадался Федька. – Ну, теперь-то мы уж точно спасены!
И он заорал во всю глотку:
– Архаровцы! Сюда, ко мне! Сюда, архаровцы!
Этот призыв он повторил еще несколько раз – пока с ужасом не понял, что кричать ему больше нечем. От восторга и азарта Федька сорвал голос.
– Кто там глотку дерет? – донеслось издалека.
– Сударыня, – прошипел Федька. – Крикните ему, Бога ради, это Демка! Крикните – тут Савин в подвале…
– Это Савин! – как могла, закричала Варенька.
– Ты, Федька, что ли?! Что это с тобой французские мазурики поделали?!
Федька попытался ответить так же звонко – и ничего у него не вышло.
– Ничего, они сейчас придут… – прошептал он. – Сейчас нас отсюда вытащат…
Некоторое время в подземном ходу было тихо, потом голоса опять зазвучали.
– Бери, подымай, поворачивай… – услышали Федька и Варенька. – Не так, чего ты его ногами вперед, жив же…
И тут же опять просочился в подвал свет.
– Федька! Ты цел? – раздался Левушкин голос. – Тебя завалило, что ли?
– Господин Тучков, – устремляясь к щели, проскрежетал Федька. – Тут лопаты надобны.
– Где ж я тебе лопаты возьму?
– Должны быть, они же как-то этот ход рыли…
– Потерпи малость, тут дел по горло. Раненого надо из хода вынести. Потом тебя вытаскивать будем.
– Кого ранило-то? – забеспокоился Федька.
– Кабы я знал! Мужик какой-то непонятный! Потерпи, Христа ради, до утра, найдем лопаты, откопаем.
– Не могу! Тут со мной девица…
– Так тем более – есть с кем терпеть! – вставил Демка.
– Госпожа Пухова, – просипел Федька.
– Врешь! – чуть ли не хором воскликнули Левушка и Демка.
– Как Бог свят!
После чего и свет, и Левушка, и Демка – все исчезло.
Федька кое-как выпростал свернутое одеяло из мундира и закутал Вареньку, впотьмах то и дело попадая руками не туда.
– Еще немного потерпите, сударыня, еще самую малость, они сейчас вернутся, сейчас помогут, – ужасаясь собственному голосу, бормотал он. Варенька молчала, молчала – да и закашлялась. Наконец в ходу появились и свет, и Демка.