Архаров ничего не ответил.
– Пойду я, – сказала Марфа. – Поспрошаю молодцов твоих, авось на след Дунькиного сожителя нападу. Где-то ж он ночь по твоей милости провел!
И она, не прощаясь, вышла из кабинета.
Архаров проводил ее взглядом.
Все было скверно. Желая соблюсти расстояние между собой и Терезой Виллье, ныне – Фонтанж, он перегнул палку, и теперь следовало что-то предпринять.
Но что – он и понятия не имел.
Мысль о том, как она примет арест графа Ховрина, все равно, где этот арест состоится, была для Архарова вовсе неприемлема – он гнал ее, но она возвращалась. Коли бы речь шла о другой женщине и другом мужчине, то была бы названа причина – несчастливое соперничество, про котором один риваль, облеченный властью, мстит другому ривалю, угодившему в неприятности. Этого Архаров допустить не мог даже в виде предположения, способного возникнуть в голове доктора Воробьева на вторую неделю запоя. Ривалем – это слово теперь предпочитали русскому «соперник» – быть он не желал.
Однако следовало принять какое-то решение. И поскорее – пока не стали являться с вельможным недоумением родственники пречистенских арестантов.
У Терезы была дорогая турецкая шаль, то, что она полагала образцом варварской роскоши. Однако шаль оказалась очень удобна для утреннего времени, и даже летом, – когда, выбравшись из постели, некоторое время зябнешь и хочешь выпить утренний кофей в уютном тепле.
Пригодилась она и в это утро, когда еще до рассвета Терезу разбудили удары камушков в окошко.
Она приоткрыла створку и услышала голос Мишеля. Он просил ее спуститься и отворить двери. Сильно забеспокоившись, Тереза укуталась в шаль и пошла впустить его, но на пороге стояли двое – Мишель и еще один мужчина. Оба ворвались в дом, едва не сбив ее с ног.
– Спрячь нас где-нибудь, – не попросил, а приказал Мишель. – Дай полотна… у тебя есть старые рубахи? Надобно нащипать корпии.
– Вы ранены? – при постороннем Тереза не могла не соблюдать пристойного обращения.
– Мы оба ранены. Скорее, скорее… только служанку свою не буди…
Она отвела их к себе в спальню, закрыла постель покрывалом, усадила обоих, первым стала лечить Мишеля. У него было порезано предплечье и плечо. Второй раненый, мужчина лет сорока или чуть старше, темноволосый, голубоглазый, с лицом правильной, хотя и грубоватой лепки, оказался ранен пулей в грудь. Терезе от вида огнестрельной раны чуть не сделалось плохо. Мишель прикрикнул на нее – она сходила за водой, налила ее в чашку, и он сам, следуя советам мужчины, принялся промывать рану.
Тереза же разодрала старую рубаху и принялась нащипывать утратившие прежнюю плотность нитки. Скоро образовалась изрядная кучка.
Мужчины меж тем перешли на русскую речь.
Она видела, что они сильно друг другом недовольны, но задавать вопросы не рискнула. Она даже не показала своего неудовольствия – Мишель должен был ей представить своего приятеля, он же вел себя не как в доме уважаемой женщины, а как в жилище случайной девицы. Такие вещи Тереза воспринимала весьма болезненно.
Разговор, начавшийся с непонятных взаимных упреков, делался все острее. Тереза уже знала русский язык достаточно, чтобы поддерживать неторопливую дамскую беседу в модной лавке, но перепалка велась чересчур стремительно и даже злобно.
– Вот корпия, сударь, – по-русски сказала Тереза Мишелю, подвигая по столу мохнатую кучку ниток.
– Благодарю, – не глядя, отвечал он. – По твоей милости, любезный князюшка, мы оказались в западне. И как нам теперь выкручиваться – неведомо!
Это относилось не к Терезе.
– А по твоей милости мы посадили себе на шею эту девку! – возразил князь Горелов. – Я предупреждал тебя о своих прожектах, но ты не можешь спокойно видеть золотой империал, тебе непременно нужно прибрать к рукам все деньги, которые…
– Точно так же, как и тебе!
– Да ты знаешь ли, чья она дочь?
– Князь, ты сам себе морочишь голову, – отвечал Мишель. – С тем, что у нее были родители, которым охота видеть ее княгиней, и они готовы дать хорошее приданое, спорить не берусь, да мало ли невест? Коли ты так о ней беспокоился – какого же черта ты позволил покойнику Фомину ездить в Кожевники? Все ведь с того и началось, что твой риваль затеял большую игру?
– А кто подучил Франсуа заманить Пухову в Кожевники? Ради табакерки с солитером и жемчужной брошки ты всех нас погубил!
– Коли так – кто сговаривался с девками, с Луизой и Розиной, чтобы обмануть Перрена?
Тереза слушала и ничего не понимала.
– Как аукнется – так и откликнется, – сказал князь. – Я хотел всего лишь забрать Пухову из нашего проклятого вертепа, она нам для нашего прожекта была нужна живая! Надобно послать ко мне, предупредить Генерала…
– И кто бы позволил ей жить после того, как она всех видела и все слышала? – выпалив это, Мишель вдруг вспомнил, что они в комнате не одни, и повернулся к Терезе. – Любовь моя, остави нас на единый миг…
Он встал и сам, обняв Терезу, вывел ее из спальни.
– Мишель, я ничего не понимаю, – сказала она по-французски. – Кто этот князь?
– Он обманщик и предатель, – отвечал Мишель. – Но я не могу бросить его. Помнишь Перрена? Если я сейчас не помогу князю скрыться, он предъявит мои векселя родителям, будет скандал, я столько должен, Тереза, ежели даже заложить подмосковную и саратовские деревни – мы не откупимся… Тереза, я люблю тебя страстно, отчаянно, я не представляю, как жил в разлуке с тобой, и не представляю, как перенесу новую разлуку. Но мне придется уехать теперь из Москвы и увезти князя с его проклятым приятелем. Хорошо, что рана не очень опасная, две дырки в коже, а пуля по дороге потерялась…
– О какой девице вы говорили?
– Князь сделал глупость – он посватался к московской барышне, не разведав сперва, что у нее уже есть жених. Потом он допустил, чтобы девица сбежала из дому к жениху, и тем поставил всех в ужасное положение… а в дому у него сидит некий господин, коего я предпочел бы видеть на виселице… Тереза, мой ангел, я не могу ничего объяснить, это затеи проклятого Перрена, и я оказался в них втянут…
– Не надо объяснять, – сказала она. – Не надо!
– Тереза, я прошу тебя об одном – не верь ни единому его слову. Он обманул Перрена, он обманывал меня, но я не могу его сейчас бросить, – прошептал Мишель. – Ступай, дай нам договорить до конца, подожди внизу, ради Бога… Это слишком важно, мы должны этим же утром покинуть Москву – или же остаться у тебя до ночи.
Он поцеловал Терезу сперва в висок, потом в губы – но коротким и почти бесстрастным поцелуем. Потом выпустил ее из объятий и вернулся в спальню.
Тереза простучала каблучками до лестницы, а потом беззвучно вернулась обратно.
– Ты обещал расплатиться с Луизой, я знаю это доподлинно, потому она ездила к тебе, если бы я раньше не увез тебя – вы бы там преспокойно сговорились! – выкрикивал Мишель.
– Да, я хотел, чтобы она помогла вывезти и спрятать Пухову! Нельзя было допустить, чтобы Пухова видела меня в Кожевниках! – отвечал князь.
– И ты бы женился на ней? После всего? – язвительно спросил Мишель. – Да ее имя трепали бы все московские просвирни! Проклятые архаровцы караулили у дома старой княжны! Ты не мог взять в ум, что стоило бы Пуховой вернуться – и тут же ее допросили бы! И она выдала всех нас!
– Я нашел бы, куда ее спрятать. Повторяю, Ховрин, ты не знаешь, чья она дочь! Не веришь мне – смпроси Генерала! А старую княжну я научил сказать, что девка объявилась у петербуржской родни. А ты с самого начала знал, что я женюсь на ней, и позволил привезти ее в Кожевники!
– Как бы иначе я избавил тебя от твоего риваля Фомина? Надобно было вывести его из игры навеки – и разве я этого не добился?
