что обер-полицмейстер не в ладах с французским языком. – И Конти сей «секрет» возглавил. Вот вам живой образчик его трудов… Откуда я все сие знаю – не спрашивайте, сударь, долго рассказывать.
Захаров помолчал, видимо, отдыхая и составляя в уме экстракт рассказа. Обер-полицмейстер молча ждал. Он даже тихо радовался, что Гаврила Павлович не к болячкам своим прислушивается, а увлечен беседой. И вдруг понял, как важно для человека, уже собравшегося в дорогу, успеть раздать то свое имущество, что может пригодиться живым. Родня получала по завещанию деревеньки, деньги, особняк. Дунька вон – тяжелый кошель и купчую на какой-то домишко. Архаров получал в наследство тревогу – старый царедворец нюхом чуял угрозу и хотел объяснить обер-полицмейстеру, откуда ждать неприятностей. И, очевидно, был в душе благодарен человеку, который дал ему последнюю возможность помочь и предупредить…
– Как вам известно, англичане с французами вечно что-то делят да поделить не могут, – издалека начал Захаров. – И в ту пору англичане были с нами в союзе и принялись укреплять свою армию. Людовик же усмотрел в сем угрозу. Но был бессилен – поскольку французские дипломаты, как на грех, были покойной государыней высланы из столицы. И лет этак двадцать назад он отправил в Россию двух своих молодчиков из «королевского секрета». Один представился у нас шотландским дворянином шевалье Дугласом и объявил про себя, что прибыл по предписанию докторов, для поправки здоровья. Помилуйте, кто ж в Санкт- Петербург поправлять здоровье поедет? Это уж вовсе надо из адского Тартара прибыть, чтобы столичный климат райским показался. А при нем оказалась племянница… Ну, мы с вами, Николай Петрович, знаем, кого пожилые господа возят с собой под именем племянницы, дело житейское… Сия госпожа ростом была невысока, личико имела пухлое, кожу нежную, румянец прелестный – чего ж и не держать в племянницах?
Архаров насколько мог любезно ответил кивком и улыбкой на все еще лукавую усмешку неисправимого Гаврилы Павловича.
– И тут король французский совместно с принцем Конти явили себя неплохими стратегами. Покамест шевалье Дуглас бился, как рыба об лед, ища нужных знакомств, и на все свои затеи получал решительный от всех отказ, племянница диковинным образом втерлась в дамский круг, близкий к покойной государыне. Как-то вышло, что ей оказал покровительство граф Михайла Илларионович, что в прошлом году помер, царствие ему небесное… – И, видя, что Архаров никак не вспомнит сей персоны, Захаров словно бы нечаянно добавил: – И ему это было нетрудно – он уж который год вице-канцлером служил, и воронцовское слово много для государыни значило. А наиболее всего граф Михайла Илларионович желал союза с Францией, в чем и противоречил господину Бестужеву-Рюмину, бывшему тогда канцлером…
Но эти давние дела Архарову были почти безразличны – и отставной сенатор, догадавшись, оставил их в покое.
– Девица поклонников заимела, кстати, знакомства светские… И никто не придал тому значения – все были более озабочены шевалье Дугласом. Наконец государыня приметила племянницу. А той бы на театре играть – голос внятный, выразительный, премилый был голосок…
Архаров вспомнил, что отставной сенатор и актерок также содержал, в голосах разбирается. Явилась из памяти госпожа Тарантеева в платье из серебряной парчи с цветочными гирляндами и мантийкой горностаевой – такая, какой запомнилась при налете на Оперный дом, коленопреклоненная посреди сцены и в растерянности ожидающая своей смерти…
Но рассказывать Захарову сию печальную историю Архаров не стал. Пусть полагает, будто актерка сыскала себе нового покровителя и с ним куда-то укатила. Тем более, что в суете так и не дознались, кто же ее заколол.
– Так девица де Бомон стала чтицей при ее величестве. Доводилось ей и во фрейлинских покоях живать, а покои были, сударь, по соседству со спальней государыни, и стояли там большие кровати, на коих молоденькие фрейлины спали по двое. Сказывали, новоявленная чтица корсеты самых тоненьких девиц перемерила – и были ей в пору, вообразите же, какова была ее талия и сколько в тех фрейлинских покоях было баловства и смеха. Ну, читала она государыне французские книжки, читала…
Архаров вспомнил, как Саша Коробов уныло выговаривает фразы из «Хромого беса» и деловито перекладывает их на русский язык. Одно воспоминание оттеснило другое.
– …да и поехала с дядюшкой прочь – искать более подходящего климата. А потом – извольте радоваться, выясняется, что государыня непосредственно в сношения с французским королем вступила. В обход его министров! Как, когда? Правда обнаружилась год спустя – девица де Бомон снова в столице объявилась, да только, сударь мой, в мужском облике и с солидными полномочиями. И звалась уже кавалером д’Эон де Бомон. Оказалось, что оный кавалер в молодости степень доктора права получил, а также числился изрядным фехтовальщиком Коли кто замечал сходство, тому объясняли – брат-де с сестрой. Но уж больно были похожи… Такой вот проделан был «королевским секретом» кундштюк, чтобы покойной государыне нашей тайно передать письмо от покойного французского государя и отвезти в Версаль ее ответ. Окончательно все прояснилось еще год спустя, когда мы с Англией разругались, а с Францией в союз вступили и план прусской кампании на свет явился. И тогда же наконец получили мы в столицу французского посланника – маршала де л'Опиталя. Но несколько спустя явилось, что д’Эон де Бомон престранную интригу ведет – снимает копии с депеш французского министерства иностранных дел и с ответами маршала на эти депеши, добавляет свои замечания и отправляет в «Королевский секрет». То бишь, покойный король сильно беспокоился, как бы его министры ему назло чего не натворили.
– Прелестно, – сказал Архаров. Историйка была занятная, но он еще не совсем понимал, к чему клонит отставной сенатор.
– Стало быть, сударь, следует считаться с тем, что и у нас в России, и в Москве соответственно, могли быть таковые шпионы, о существовании коих знал только покойный король. Но это бы еще полбеды. После того, как австрийцы докопались до проказ «королевского секрета», сия затея его величества приказала долго жить. Опять же, король изволил скончаться. А австрийцы продали кое-что из тайной переписки «королевского секрета» французам – и так нынешний король получил в наследство не только прекрасную Францию, но и сидящих черт знает в каких закоулках батюшкиных шпионов. Причем, сударь мой, все они весьма осторожны и ждут подвохов… Не утомил ли я вас сими древними политическими затеями?
– Нет, Гаврила Павлович, – серьезно отвечал Архаров, для которого все, случившееся до его поступления в Преображенский полк, уже было древней историей, в коей на одной скамье сидели и покойная государыня Анна Иоанновна, и Петр Великий, и француз Расин, писавший трагедии на манер Сумарокова.
Они помолчали – больной прислушивался к себе, Архаров же просто ждал.
– Но не только французы в наши дела нос совали – мы тоже о их делах бывали осведомлены, – весело, едва ль не лихо сказал отставной сенатор. – И однажды было совсем занятное донесение – мадам де Помпадур, сильно недовольная тем, что покойник не желал открывать ей все затеи «королевского секрета», забралась в комнату, где хранились все важнейшие бумаги – имена, сроки, письма, документы, адреса служащих, что и обрадовало ее чрезвычайно – она ведь желала с ними расправиться так, чтобы «королевский секрет» уничтожить. Она этих людей, честно служивших своему королю, называла блистательной шпионской швалью. И многие пострадали… Так вот, Николай Петрович, весьма разумно было бы допустить, что после смерти его величества Людовика Пятнадцатого умные люди отыскали тех служащих «королевского секрета», что подвизались в нашем государстве, и пустили их снова в ход. Ведь наши отношения с Францией все еще далеки от прекрасных… Ваш кавалер де Берни, что служил в шулерах, вполне мог оказаться таким затейником…
– Этого мне только недоставало, – проворчал Архаров. – Как же сие выходит?..
Он стал вспоминать. Почти два года прошло с разгрома притона в Кожевниках. А французский король помер год назад. По времени совпадало – и только желательно было бы понять, как именно треклятого кавалера проворонили…
– Было еще кое-что занятное. Помните, сударь, как маркиза Пугачева на Москве ожидали? А в то же время парижские газеты вовсю толковали, что маркиз-де имеет прямую связь с великим князем Павлом Петровичем. Я сам те статейки читал и счел бы за бредни, когда бы не голштинское знамя, неведомым путем попавшее к бунтовщикам.
– Ведомым, сударь, – твердо сказал Архаров, и старый придворный усмехнулся – именно это он и желал услышать.
