несомненно была уже за той дверью.
Дворцовые коридоры, предназначенные для прислуги, были узки, темны и крайне неудобны, они огибали залы, имели множество загадочных выходов, к тому же, пересекались между собой диковинным образом – ибо архитектор Казаков, соединяя три здания в одно, перемудрил. Для чего бы Вареньке лезть в это хитросплетение – Михей с Федькой понятия не имели.
– Ты – направо, я – налево, – сказал Михей. И они разбежались, причем Федька, почуяв вдруг опасность, нашел-таки висевший на поясе нож и зажал рукоять в левом кулаке. Правый предназначался для любимого архаровцами кулачного боя.
Насколько красиво были отделаны стены в залах и гостиных, настолько нехороши они были с изнанки – сколоченные из плохо просушенных и даже ничем не выкрашенных досок. Федька знал, что после отъезда государыни причудливое сооружение господина Казакова пойдет на слом. И, мотаясь по странным закоулкам и тупичкам, освещенным лишь благодаря несуразно расположенным окнам, вписываясь в дуги и огибая углы, он тихо клял последними словами изобретателя сего плана. Здесь мог потеряться драгунский полк, а не то что девушка в белом капуцине и черной маске. Вдруг он услышал быстрые шаги и вжался в стенку, поскольку в узком коридоре двоим было не разойтись, особенно коли второй – дама в фижмах.
Чудеса этого маскарада продолжались – к нему спешила Варенька.
Она еще не видела Федьку, да и не смотрела перед собой, а искала выход. Нашарив ручку, она попыталась отворить дверь, но дверь оказалась на запоре – возможно, оба они, и Федька, и Варенька, носясь по коридорам, забежали в ту часть дворца, где расположены были личные апартаменты государыни и ее свиты.
За окном как раз зажгли для чего-то огонь – то ли примчалась карета, сопровождаемая всадниками с факелами, что строго запрещалось в столице, но в Москве, да еще в предпраздничные дни, сошло бы нарушителю с рук, то ли что-то, не дай Бог, загорелось. Федька не раз бывал на пожарах, которые тоже подпадали под юрисдикцию полиции, и первым делом подумал, что дворец в опасности. Он кинулся к Вареньке – ведь именно ее и следовало спасать в первую очередь.
– Скорее, сударыня, скорее! – крикнул он. – Я вас выведу отсюда!
Варенька, похоже, совершенно не удивилась.
– Да, да, – сказала она. – Ведите меня к господину Архарову! Это очень важно! Ах, это он, это он…
Кто-то спешил следом за Варенькой. Судя по ее испугу – не с благими намерениями.
Федька заслонил собой девушку и изготовился к бою.
Из-за угла выскочил некто в темном капуцине и в черной маске. Увидев Федьку, он остановился.
– Ты кто, сударь, таков? – строго спросил Федька.
Варенька была сильно напугана – вместо того, чтобы переждать беду за широким Федькиным плечом, бросилась бежать по коридору, дергая ручки выходящих в него дверей, и одна подалась, Варенька буквально провалилась в распахнувшуюся дверь.
Будь она в черном капуцине – то растворилась бы во мраке тесного коридора, исчезла непонятно где. Но она была в белом – и долговязый ее преследователь заметил место, где она скрылась.
Самоуверенности этому господину было не занимать – он побежал следом, совершенно не обращая внимания на Федьку.
– Стой, сударь! – архаровец ухватил было его за плечо, но каких-то ничтожных долей вершка не хватило – пальцы вместо плеча получили в добычу пустоту. Это показалось Федьке странным – он был быстр и ловок, а кавалер в маске, выходит, еще быстрее и ловчее?
И более того – незнакомца перед ним уже не было.
Федька верил в Господа, Богородицу, всех святых – и самую малость в привидения. Кабы ему не пришлось выслеживать некий вороватый призрак, гуляющий с зажженным фонарем по чердакам, после чего пропадало сушившееся белье, верил бы поболее.
Поэтому Федька резко развернулся и тут же понял, что произошло: преследователь Варенькин, быстро присев, проскочил у него под рукой. И успел совершенно бесшумно удалиться шага на три.
Вот когда Федьке пригодился бы тот крюк, которым он орудовал в чумную пору, служа в мортусах!
Он не видел, как Варенька проскочила в отворившуюся дверь, и отсутствие белого пятна во мраке его испугало. Тут уж было не до церемоний. Федька выругался по-простому и погнался за незнакомцем. Вся погоня уложилась в два шага – тот обернулся, и по одному этому развороту, по очертаниям силуэта Федька понял, что под рукавом черного капуцина в руке у противника – нож.
Но он и сам был вооружен ножом, а кроме того, Клаварош показывал ему ухватку – как останавливать удар скрещенными в запястьях руками.
Надобно было лишь иметь довольно самообладания, чтобы позволить врагу замахнуться первым.
С самообладанием у Федьки не все было ладно – природная горячность мешала. К тому же, ему редко приходилось бить ножом – все больше кулаками. И он невольно встал в привычную левобокую стойку. Тут- то противник, не догадавшись, с кем имеет дело, на него и бросился.
Федьку спасло то, что его поза оказалась для врага неожиданностью – широкий капуцин и мрак в коридоре спрятали ее, скрыли, сделали неуловимой для взгляда. Удар пришелся в плечо – да и то Федька машинально отбил его и сразу же благословил противника кулаком. Этот удар сверху вниз всегда у него хорошо получался, но сейчас кулак лишь проскользнул по атласу черного капуцина. Противник опять исхитрился заскочить Федьке за спину.
Однако архаровец уже был внутренне готов к такому кундштюку. Он ударил с разворота, используя любимую архаровскую свиль – то скручивание стана, которое придавало удару-размашке неожиданную и стремительную силу.
На сей раз кулак достиг цели. И тут же Федька ощутил наконец боль в левом плече – не смертельную, но весьма неприятную.
– Ко мне, архаровцы! – заорал он. Все-таки вязать замаскированного незнакомца, привалившегося к стене, было бы лучше вдвоем с Михеем, а может, еще кто-то из своих поспешит на помощь.
Но противник оказался шустрый – кинулся бежать и, в третий раз пустив в ход свою ухватку, скользнул под руку устремившемуся на крик Михею. Только его и видели.
– Что это за ховрячишка? – спросил несколько растерявшийся Михей, подходя к Федьке.
– Кляп его знает… Плечо мне распорол, сукин сын… – и Федька вкратце описал драку.
– Так у него нож? Что ж он меня не ткнул?
– Незачем, поди, было. Он ведь знал, что и без того уйдет.
– Не мог он этого знать… Ну-кась, повершим…
Михей распахнул капуцин и достал из кармана огниво и свечной огарочек. Вспыхнул желтый огонек.
– Ну вот же, – сказал Михей. – Ты у него нож выбил.
– Спас тебя, выходит?
– С меня полпива в «Татьянке», – сразу понял тонкий намек Михей. И, подобрав с пола нож, присвистнул:
– Федя, глянь! Это ж наша пропажа!
– Мать честная, Богородица лесная, – невольно вспомнил Федька архаровское присловье. – И точно!
Нож был тонкий и длинный, вершков пяти, нож-убийца, весьма похожий на тот, что пропал из Шварцева чулана.
– Сейчас же идем к пертовому мазу, – решил Михей.
– Да погоди ты! Убедиться надобно, что она под присмотром…
– А куда она подевалась?
Вопрос был хороший и своевременный – поди теперь угадай, за какой дверью исчезла Варенька.
Попробовали дергать дверные ручки, попали в некую пустую темную гостиную, сделали по ней несколько шагов и услышали пронзительный бабий визг. Оказалось – спугнули пристроившихся в уголке на канапе любовников. Дали деру. Михей успел прихватить со стола трехсвечник с незажженными новенькими белыми свечами. Это облегчило им шатания по темным коридорам, огибавшим парадные апартаменты и залы. Наконец встретили лакея, тащившего поднос с пустыми бокалами, и он растолковал, как двигаться, чтобы отыскать его сиятельство князя Волконского. Князь, это лакей знал точно, играл в карты, ее сиятельство княгиня была поблизости. Княжна же с женихом где-то отплясывали. Девицы в белом капуцине
