необыкновенная автомобильная специалистка, а потому, что у машины не горел правый задний тормозной фонарь, и она сама, Саша Волошина, искала для ее хозяина телефон ближайшего к офису сервиса, поскольку пилить в «Тойота-центр» у него возможности не было.
Она сама приехала сразу после дождя и чуть раньше той машины. Только она подъехала не к воротам, потому что боялась, что кто-нибудь обязательно разглядит ее под светом единственного уцелевшего фонаря, болтавшегося как раз над ними.
Саша Волошина обожала свою работу, своих коллег, начальников и все без исключения объекты, которые сооружали «Строительные технологии».
Саша Волошина знала не только каждую складку на ковре в центральном офисе и каждую кадку с фикусом в коридоре, но и каждый объект. Знала отлично, как собственную комнату, могла в темноте и с закрытыми глазами три раза обойти их по периметру и не свалиться в лужу, и не угодить в яму, и не ошибиться в направлении.
Конечно, ей было известно, где в заградительной сетке имелась круглая, с рваными проволочными краями дырка. Эту дырку проделали воздыхатели собаки Весты, которые сначала подрыли песок, а потом в порыве чувств отогнули и разорвали металлическое плетение – оно, очевидно, в этом месте было слабым и непрочным. Петрович сто раз приказывал дырку заделать, но что-то всем было недосуг, и забывалось, и не хотелось…
Она сразу решила, что не поедет к воротам, а полезет именно в эту дырку. Ночью там было самое глухое, самое дальнее, самое темное место. Несколько раз за ту неделю она подходила к сетке и с тоской смотрела на дыру и даже присаживалась на корточки и трогала ее проволочные края, а потом опрометью летела прочь, опасаясь, что кто-нибудь из своих увидит ее здесь…
Господи, как ей было страшно, когда среди ночи она объезжала темный, полный неясных и ужасающих теней строительный остров, в центре которого должно было родиться громадное, как стадион, новое здание. Как она скулила, вдыхая запах дождя, свежей земли и сырого песка. Как она грызла пальцы, чтобы немудреная боль хоть немножко отвлекала ее от страха и от мысли о том, что будет дальше…
Она выбралась из «девятки» и полезла в идиотскую дырку, цепляясь волосами и курткой за ржавую проволоку, в ботинки моментально набился песок, а джинсы стали мокрыми на коленях, и вокруг была непроглядная загородная весенняя темень, а впереди в невообразимой высоте сиял одинокий фонарь, и Саше было нужно именно туда, под этот одинокий фонарь…
Она почти дошла до него, когда вдруг услышала неуверенный голос, несколько раз повторивший одно и то же, потом различила какое-то движение, неясный и глухой стук, как будто мешок с тряпьем упал со второго этажа на асфальт. Если бы она тогда знала, что это за мешок с тряпьем! Насторожившись, как Веста, она остановилась и долго и чутко прислушивалась, но больше не расслышала ничего, никаких шагов, или звуков, или разговоров.
Сжатые в кулаки пальцы сводило судорогой в карманах стильной куртки, купленной в Манеже за бешеные деньги и с единственной целью хоть чем-то себя утешить. Она жила как человек, получивший подтверждение неизлечимого диагноза, после того, самого первого, телефонного звонка.
А потом она увидела, как машина, мигнув единственным тормозным огнем, стала выбираться со стройплощадки, и поняла, что за человек приезжал в этой машине.
И тогда Саша чуть не упала в обморок. Первый и, скорее всего, последний раз в жизни.
Зачем он приезжал?! Что он мог знать о Сашиных делах? Почему приехал, когда Саша должна была встретиться с тем, другим? Откуда он узнал, что встреча была назначена именно на эту ночь?!
Пальцы сводило так, что не было сил терпеть. Она осторожно вынула из карманов руки и попробовала разогнуть пальцы. Они не разгибались, твердые, холодные, чужие, как будто сделанные из железа.
Звук двигателя затих где-то на шоссе, и она снова осталась совсем одна в мире, и помощи ей ждать было неоткуда.
Сделав еще несколько шагов, она оказалась на самом краю котлована, куда доставал синий свет фонаря. И в пятне этого синего света на краю искрящейся белым плиты лежал тот, другой. Он был мертвый.
Чашка дернулась в руке. Пятно коричневого цейлонского чая расползлось по светлому пледу. Запахло мокрой шерстью.
Что было потом?
Потом она мчалась домой и остаток ночи тряслась в углу, за креслом, и дрожащими руками вставляла в видеомагнитофон кассеты, только чтобы не оставаться совсем одной в чистой и темной комнате…
Утром ей позвонил Вадик, милый и славный Вадик, который всегда нравился ей, и сказал, что у них ЧП, и она прилетела в Сафоново. Потом приехали милиция, Степан, Эдик, откуда-то вынырнул Петрович, и только тут она поняла, что все кончилось и ей больше нечего бояться. Человек, который мог разрушить всю ее жизнь, лежал на дне котлована, неестественно вывернув руку, а вокруг него ходил задумчивый милицейский капитан, выглядевший, как герой пресловутого сериала о ментах.
Только бы никто не узнал, что она почти что собственными глазами видела, как все было, и твердо знала, что никакой это не несчастный случай!
А потом был звонок, и все началось сначала…
Господь Вседержитель, помоги нам, спаси, сохрани и помилуй нас, грешных.
Что же делать?
Она знает, кто тогда был с Муркиным в котловане, а он знает все о ней. Ведь неспроста пропала муркинская тетрадочка. Каждый день он наблюдает за ней и ждет.
Чего?
Может, просто выбирает подходящее время, чтобы ее прикончить?
…Во рту было сухо и горячо, как в мартене. В желудке черти тоже, кажется, варили сталь или кипятили смолу, что ли, и встать не было никакой возможности.
Чернов осторожно приоткрыл глаза, боясь увидеть перед собой чертей и отблески адского пламени, но
