– Не знаю, – ответил он искренне, – ни почему. На чем я остановился?
– На том, что эта ваша Саша близкий человек, но не любовница, и вы слышали, как она что-то говорила по телефону.
– Да. Слышал. Я понял, что она имеет отношение ко всему этому делу, и покойник мог шантажировать ее.
– И она его убила.
– Я не верю, черт возьми, что она его убила! Этого просто не может быть. Она на такое не способна!
«Ого, милый!.. Тебя бросила жена, оставив тебе малыша и вместе с ним всю твою нынешнюю распрекрасную жизнь отца-одиночки, и ты до сих пор веришь в такие вещи, как „способна – не способна“?!»
– Но вы спрашивали ее? Выясняли?
– Нет. – Он резко тормознул на светофоре, оглянулся на Ивана и, сильно выкрутив руль, переполз в соседний ряд. Огромная машина слушалась его, как дрессированный слон. – Я ничего не выяснял. Но мой зам, ну тот, что тетрадь утащил, сегодня с пафосом мне разобъяснял, что он ее любит. Сашку то есть. Представляете? Он ее любит и решил спасти!
– А почему вы так веселитесь?
– Да потому, что я несколько дней был уверен, что это он строит какие-то козни против меня, а он… влюблен, мать его! Вы представляете?!
– Как-то не очень, – призналась Ингеборга.
– Да ну вас! – Он махнул на нее здоровой ручищей. – Не понимаете, и не надо!
– А что стряслось с вашим прорабом?
– Ничего особенного, – Степан помрачнел, – он просто умер. Во сне. Сегодня ночью. Я вчера уехал… ну, то есть… увезли меня, а они остались. Они – это Черный, тот самый зам, который влюблен, и Петрович. Они еще долго пили, так мне Черный сегодня рассказал. А утром он встал, а Петрович… неживой уже.
Ингеборга пристально смотрела на большие неухоженные руки, сжавшиеся на руле в здоровенные и беспомощные кулачищи. Ногти были желтые, не слишком чистые, вросшие намертво, словно Павел Степанов был каменотесом, а не владельцем процветающей компании.
– Врач сказал – сердце, скорее всего. Точно он пока не знает. У него сердце было не слишком… и гипертония. Он мне вчера жаловался, что где-то таблетки потерял.
– А что за лекарство? – осторожно переспросила Ингеборга.
– Черт его знает. Моя мать тоже всегда одни и те же таблетки от давления принимала. Знаете, у них какие-то свои представления о жизни… были. Они никаких новых препаратов не признавали. Потому что в те старые времена все врачи были внимательные и добрые, лекарства помогали, больничные оплачивались и так далее…
Ингеборга смотрела на него во все глаза. Господи Иисусе, это он или не он?
– В общем, умер Петрович. Черт знает, как я без него работать буду. Я без него никогда не работал. И жену его жалко – такая веселая, толстая, вечно пироги какие-то носила и с собакой возилась. У них собака большая, овчарка, Веста. Она у нас на объекте живет.
Они ползли теперь в крайнем левом ряду, за троллейбусом, и водитель троллейбуса страшно нервничал, и поминутно высовывался в окно, и оглядывался назад, не понимая, почему не отстает этот громадный черный джип.
– Но не это самое плохое, – вдруг громко сказал Павел Степанов, как будто решился на что-то. Ингеборга от неожиданности уронила сигарету и уставилась ему в лицо. – Самое плохое то, что он со мной хотел о чем-то поговорить, понимаете? Он что-то хотел мне рассказать еще третьего дня в офисе, когда тетрадь пропала. Но мне было не до него, я подозревал Черного и не знал, что с этим делать. А теперь Петрович умер, и я не знаю, сам он умер или его прикончили!..
– Что? – переспросила Ингеборга. – Что с ним сделали?!
– Прикончили! – ответил он с силой. – Мне даже думать об этом не хочется, но если это как-то связано с тем, что он собирался мне рассказать, то…
– Павел Андреевич, вы же не служите на посылках у местного наркобарона! Или служите?
– Послушайте, я третий раз прошу вас не называть меня Павел Андреевич! Это что, так трудно запомнить?! Или вы специально выводите меня из себя?!
Ингеборга наклонилась и подняла с коврика еще дымящуюся сигарету.
– А как прикажете вас называть? – Она распрямилась. У нее было красное сердитое лицо. – Павлик? Это смешно. Степаном… вас называют только близкие друзья, как я понимаю.
– Называйте как хотите, – разрешил он устало, – черт с вами.
Они помолчали.
– Вам нужно объехать этот троллейбус, – посоветовала Ингеборга задумчиво, – если вы не хотите стать причиной ДТП.
– Что?
– Троллейбус. Вы нервируете водителя. Он забыл про все на свете и только и думает, что вам от него нужно.
Степан посмотрел на троллейбус.
– Вы едете за ним уже минут двадцать. Вы даже на остановках за ним притормаживаете. Его сейчас
