– Рукой, – ответил Данилов. – При чем тут танкист, я не понял?
– Ты больше налегай на Шостаковича, вообще ничего тогда не поймешь. Это только знатоки «Русского радио» понимают, а знатокам Шостаковича это недоступно. Садись, завтрак готов.
На завтрак была огромная, как луна, яичница с толстой розовой полукруглой сосиской. Данилов съел яичницу, запил ее кофе, потом съел еще кусок у Марты и налил себе еще кофе.
– Слушай, я же ем на завтрак йогурт и сыр, – вдруг удивился он, – и никогда не ем яичницу. Что такое?
– Ничего, – отозвалась Марта, – просто ты проголодался. За столько-то лет!.. Позвони Тимофею Кольцову, – сказала она, помолчав, – позвони, Андрей. Ты не справишься один, это же ясно!..
– Позвоню, – согласился Данилов, – не знаю, станет ли он со мной разговаривать, но я позвоню. И не называй меня Андреем!
– Не буду, – пообещала Марта.
– Ты сейчас уедешь, – велел Данилов, – а вечером я позвоню. Или приеду, если все уже будет в порядке. – Он понятия не имел, будет ли что-нибудь в порядке. – Пожалуйста, Марта. Не осложняй положение.
В полном молчании они допили кофе и собрались.
– Я довезу тебя до твоей машины.
– Только потом уедешь. Ладно?
– Я уже пообещала, – сказала Марта раздраженно, – я не нарушаю обещаний.
– Я тоже. – Данилов взял ее за отвороты белой шубы, притянул к себе и поцеловал. – Прости, что я ничем не мог тебе помочь вчера на дороге. Я втравил тебя в эту историю и ничем не помог.
– Данилов, хоть на время засунь свое благородство куда-нибудь подальше, а? Оно меня пугает.
– Засуну, – пообещал Данилов, – пошли.
Как будто за дверью шел бой, в который им предстоит ввязаться, хоть страшно и совсем не хочется воевать, они постояли на пороге его квартиры, потом обнялись, и Марта его перекрестила.
В молчании они вышли из квартиры, вошли в лифт и спустились на первый этаж. Благожелательный Иван Иваныч выглянул из своей каморки и поклонился со спецназовской грацией.
– А ты куда поедешь? – спросила Марта уже в машине. – На работу?
– Я еще точно не знаю, – признался Данилов, – мне нужно с Веником повидаться, а потом я решу.
– Данилов, хоть бы ты рассказал мне, что надумал! Почему с Веником? Ты решил, что все дело в Венике?
– Все дело в том, что на приеме почему-то только и говорили о том, что у меня странный вид. И шкатулка. Шкатулку открывали долго, старательно. Ее открывали, когда ее можно было просто сломать, понимаешь?
– Нет, – сердясь от того, что она на самом деле ничего не понимает, сказала Марта, – я не понимаю!
– Я тоже понимаю еще не до конца, – признался Данилов, – для того, чтобы все понять, мне нужно встретиться с Веником.
– А краска? А помада? А рубаха с кровью? А надпись голубой краской? А янтарь?
– Не было никакого янтаря, Марта.
– Как – не было?! Что значит – не было?! Я же сама видела!
– И я видел. Но его не было.
– Данилов, – сказала Марта с тревогой, – ты что? Спятил? Или у тебя температура?
– Нет у меня температуры! – Как раз в этом он был совсем не уверен, потому что его знобило и мех дубленки казался холодным и колючим. – Я все тебе расскажу. Когда сам все пойму.
– Только ты постарайся к этому времени остаться живым, – пробормотала Марта, и в голосе у нее послышались слезы. – Заметь, Данилов, я не говорю – невредимым, потому что не ставлю невыполнимых задач...
– Смотри на дорогу, – посоветовал Данилов и улыбнулся, – хотя что тебе какая-то там дорога, когда ты на своей машине, как на истребителе, летаешь!
В переулке, за офисом Марты, дремал покинутый «Фольксваген», слегка присыпанный вчерашним снегом. «Газель», намертво подпиравшая его сзади, уже уехала по делам.
«Какие случайности», – подумал Данилов.
Если б не эта «Газель», вчера он поехал бы на своей машине, один, без Марты, и сегодня утром его уже не было бы на свете, и капитан Патрикеев называл бы его «потерпевший», и Марта искала бы его, изводясь от беспокойства и страха, и мышонок сжимался бы у нее в животе, а он ничем не мог бы им помочь.
Все. Конец истории. Если бы не «Газель»!
– А звонить тебе можно, – жалобно спросила Марта, – или тоже нельзя?
– Можно, – разрешил Данилов, – я приеду вечером. Или позвоню. Ты, самое главное, не волнуйся.
– Ты еще должен сказать – будь хорошей девочкой! Что ж ты?
– Марта, – сказал он настойчиво, – все будет хорошо. Я должен ехать, или я ничего не успею.
