Катя посмотрела на Инну, глаза у нее неожиданно налились слезами до самых краев.
Инне не хотелось, чтобы она начала рыдать, поэтому она быстро спросила у Глеба, откуда Катя может позвонить домой так, чтобы никто ничего не заподозрил.
– Да хоть из моего кабинета. У меня там линия вполне надежная. Никто не подкопается, ни свои, ни чужие.
– Я же не шпион, – сказала немного пришедшая в себя Катя.
– На всякий случай нужно, Катерина Анатольевна.
– Называйте меня на «ты» и по имени, – вдруг попросила Катя. – Одинокий крокодил мечтает завести друга. Я тоже пойду оденусь. Инна Васильевна, можно я не буду переодевать джинсы и свитер?
– Называйте меня на «ты» и по имени, – пробормотала Инна, натягивая короткую дубленку. – Еще один крокодил мечтает завести друга. Глеб, ключ заберешь с собой, у меня есть запасной. Только нигде его не оставляй. Когда будешь подъезжать, позвони, чтобы я знала, что это ты. Если меня еще не будет, заходите и ждите. Варите кофе. Играйте в шахматы.
– Я не умею! – издалека крикнула Катя.
– Она не умеет, – объяснила Инна Глебу, оперлась на его руку, поднялась из кресла и потопала ногой, проверяя, хорошо ли наделся ботинок. – На ее мужа есть что-нибудь?
– Ничего. Окончил художественное училище, и некоторое время считалось, что он самородок. Сейчас бизнес средней руки, делает компьютерные программы для магазинов. Ну, хранение товаров на складах и так далее. Больших денег не зарабатывал никогда. Ну, выгодно женился. Хотя Мухин его не особенно жаловал, близко никогда не подпускал и в совет директоров банка, как сыночка, работать не устраивал.
Инна кивнула. Уходить ей не хотелось, зато хотелось попросить помощи у Глеба. Вдвоем с фээсбэшным майором все не так уж страшно.
Помощи она попросить не могла – до сих пор так и бродила в потемках, натыкаясь на углы и стены, а черная кошка каждый раз ускользала из-под самого носа. Вряд ли Глеб замешан, и все же, все же…
В том, что у него нет никакого резона убивать Катю Мухину, Инна была совершенно уверена – он мог бы убить ее раньше, увезти подальше, и никто никогда не связал бы смерть губернаторской дочери с бывшим начальником охраны. Он мог тогда же вернуть ее домой, а не везти к Инне, и раз ничего этого не сделал, значит, Кате в его обществе вряд ли что-то угрожает, а про себя Инна такого сказать не могла.
В конце концов, у Глеба те же инициалы – «ЗГ»!
Зинаида Громова, Зейнара Гулина и еще какой-то там Грушин.
Но почему, черт возьми, Громова, Грушин и Гулина, если его собственная фамилия начинается на букву «Ю» – Юшин?! Захар Юшин, бывший санитар заболоцкой психушки, нынче ведущий журналист, знаток печатного слова!
Разве в наше время бывшие санитары становятся журналистами?! Это напоминает историю фрондерствующего писателя семидесятых – чтобы не объявили тунеядцем, устроиться дворником, или санитаром, или лифтером! Или это до сих пор… в моде?
Инна схватила перчатки и телефон, велела Глебу не спускать с Кати глаз и побежала по дорожке к машине.
Глеб проводил ее глазами.
– Привет, Осип Савельич.
– Добрый вечер, Инна Васильна. Куда?..
– Улица Чернышевского, пятнадцать.
Осип посмотрел на нее в зеркало заднего вида и уменьшил громкость приемника, певшего про «десант и спецназ».
– А… чего там, на Чернышевского-то?
Ни тон, ни вопрос Инне не понравились.
А если он в самом деле замешан?! А если он утащил газеты?! А если ему знаком этот адрес?!
Что тогда?! Умереть на месте?!
Инне не хотелось умирать.
– Там, Осип Савельич, у меня встреча с одним знакомым журналистом. А что такое?
– Да ничего такого, только район уж больно…
– Что?
– Да ничего, только… хулиганский район больно.
– Мы ненадолго.
– Да хорошо бы. А если надолго, так, пожалуй, костей не соберешь…
«Давай за них, давай за нас», – шептал в приемнике солист группы «Любэ», и Инна решила, что, если вернется живой, непременно выпьет – за них и за нас, за себя и за группу «Любэ».
Жаль, что нельзя пойти в ресторан – Катю одну не бросишь и с собой не поведешь! – а ей вдруг так захотелось бездумной и аппетитной ресторанной вольницы, когда вся окружающая обстановка всего лишь на час, а дальше жизнь опять помчится вперед, а здесь вдруг как будто перерыв, тайм-аут, большая перемена.