хотя у Маши Вепренцевой не было никакого опыта по части разборок между политиками самого высокого ранга.
Она не видела Головко живым, а мертвым он был чудовищен – из него вытекло слишком много крови, и он был весь словно пустой, и это было очень страшно. Маша понятия не имела, что должна чувствовать его жена, а ведь она
Родионов рядом пробормотал:
– Красота! – и закурил.
Сигаретный дым, какой-то очень московский, офисный, зимний, что ли, моментально заглушил запах травы, цветов и близкой воды, «Днипро»-то совсем рядом, в другой стороне, под обрывом.
Кажется, здесь это называется круча. Или круча – это что-то совсем другое?
Маша помахала перед носом рукой, разгоняя дым.
Весник непонятно разговаривал по телефону.
Лида Поклонная непонятно о чем разговаривала в кустах со Стасом Головко.
Олеся неизвестно из-за чего поссорилась с ним.
Неизвестно кто и неизвестно зачем порвал и выбросил фотографию того же Стаса на диване – в куртуазной обстановке и при халате! Что там было такого, из-за чего следовало рвать эту самую фотографию?!
Неизвестно кто пригласил на дачу Веселовского – каждый раз непонятное происходит с разными людьми, и имеет ли это значение? Или никакого не имеет?
А нож, странные разговоры, неестественный Лидин страх, что о статье в газете с голыми тетками на обложке узнает ее муж? Или величайший актер современности привык доверять именно таким газетам? С тетками?
Они шли по дорожке, молчали и думали каждый о своем, пока не заметили в кустах фуражку с высокой тульей. Похоже, что милиционер с лужайки переместился в кусты.
Родионов приостановился.
– Как ты думаешь, он ведет оттуда наблюдение?
Маша зашикала на Родионова, потому что, как только он сказал про наблюдение, фуражка пришла в движение. Видно было только ее; голову, на которой она сидела, было совершенно не видно.
Фуражка двигалась над кустами, и когда они повернули, стало понятно, за кем ведется наблюдение. Возле бассейна в шезлонге лежала Олеся, длинноногая, загорелая, гладкая, почему-то показавшаяся Маше похожей на флейту.
У соседа Боречки была флейта, и именно такая, темного дерева, легкая, тоненькая, в бархатном футляре. Маша никогда не слышала, чтобы Боречка на ней играл, но иногда вынимал ее и показывал соседским девчонкам. Потом он уехал в Израиль и, по слухам, очень успешно торговал там машинами.
Олеся лежала, скрестив безупречные ноги, и была почти голой – острые загорелые грудки торчали, и она как-то выпячивала их, чтобы торчали еще больше.
– Здравствуйте! – закричала она, увидев Машу с Родионовым. – Почему вы не купаетесь?! Сегодня опять жарко!
– Что это она? – тихо спросил Родионов. – Спятила, что ли?
– Здесь чудесно! – продолжала концерт Олеся. – Подходите сюда!
Маше не хотелось подходить – из-за того, что Олеся была голая и соблазнительная, а она, Маша, не была ни голой, ни соблазнительной.
Впрочем, если бы она вот так лежала у бассейна в чем мать родила, вряд ли созерцание ее доставило бы кому-нибудь удовольствие! Но не подойти было глупо, и они подошли.
Рядом с Олесей на столике лежали розовые очки, широкополая шляпа и стоял коктейль с зонтиком – как в фильме про Майами-Бич.
– Давайте купаться! – сказала она весело, когда Родионов и Маша приблизились. – Я так люблю воду! А вы любите воду?.. – И она вопросительно посмотрела на Родионова. Вообще казалось, что она обращается только к нему, а Машу не замечает.
Родионов пожал плечами.
– А где Стас? – спросила Маша. – Вы его сегодня видели, Олеся?
– Вчера тут какие-то дети купались, – сообщила та и повела глазами, а потом с некоторым усилием вернула их на место, – ужасно шумели, а сегодня их нет, слава богу! Говорят, что майский загар самый стойкий и самый волшебный. Вам нравится майский загар… м-м-м?
– Дмитрий Андреевич, – подсказал Родионов. – А вы не знаете, зачем Стас свою фотографию порвал? Где он на диване сидит, весь из себя такой прекрасный. Зачем?
– Я не знаю, – процедила девушка. – Я ничего про Стаса не знаю и знать не желаю!
Маша переглянулась с Родионовым, и Олеся это заметила.
– Ну что вы переглядываетесь?! – спросила она, схватила коктейль и стала жадно пить, как будто замучилась от жажды. Потом оторвалась от бокала и тяжело задышала. – Что вам от меня нужно?! Что?! Я его ненавижу, ненавижу, ненавижу! Педик проклятый, дрянь! Я его убью! Найму киллера и убью, у меня деньги есть, много денег! Мне ничего не надо, ни учебы, ничего, мне только бы его убить, перерезать его поганое горло!
И она с грохотом вскочила, опрокинула столик, бросилась на Родионова и стала хватать его за рубашку,
