– Где в комнате? Здесь? Или в Киеве?
– В… Киеве. Здесь нету… нету ничего у меня…
– А ты его фотографию не выбрасывала, Олесенька? Не рвала?
Девушка опять скорбно икнула и помотала головой из стороны в сторону.
– Я его люблю, – вдруг громко сказала она, – я его выбросить не могу! Это он меня выбросил совсем, а я теперь как же?..
– Ничего, – сказал Родионов, поднялся с корточек и за руку потянул Олесю в шезлонг. Она послушно дала себя уложить. – Ничего, другого найдешь.
– Да-а… найдешь, – забормотала она. – Где его найдешь… богатый… отец у него… телефон мне купили, а папка сказал, чтобы я без штампа домой не возвращалась… В салон мне надо… ногти красить…
– Успеешь в салон, – приговаривал Родионов, – и ногти покрасишь, и волосы, и уши заодно можешь…
Он накрыл страдалицу халатом, подоткнул его со всех сторон и даже зонтик подвинул так, чтобы солнце не светило ей в лицо.
– Воды бы ей оставить, – сказал он, оглядывая плоды своих трудов и забот. – Сушняк у нее будет не приведи господи, когда она проспится!..
– С каких пор вы стали жалеть чужих пьяных девиц? – поддела его Маша.
– Ты ревнуешь, что ли, я не понял?
На этот вопрос Маша предпочла не отвечать. Оглянувшись по сторонам, она взяла Родионова под руку и повела его по дорожке, где за кустами маячила фуражка с тульей.
Родионов шел и оглядывался.
– Да не волнуйтесь вы так, – насмешливо сказала секретарша, – в крайнем случае она воды из бассейна попьет.
– Я не за бассейн волнуюсь, – негромко сказал Родионов, – и не за дамочку. А волнуюсь я, что нас подслушивал кто-то!..
– А зачем вы тогда оглядываетесь? Чтобы он точно понял, что вы его слышали или видели?
Родионов перестал оглядываться и сердито посмотрел на Машу.
– Ну что? Зачем мы влезли в этот, черт побери, детектив?
– Она говорит, что фотографий не выбрасывала, да? Кто тогда выбросил?
– Маша, – стараясь быть терпеливым, сказал Родионов, – если она не выбрасывала, значит, выбросил кто-то другой. По-моему, это очевидно.
Но Маша Вепренцева его не слушала.
– Она сказала, будто его родители были очень счастливы, что Стас собирается на ней жениться, и даже готовили им свадьбу и медовый месяц.
– Ну и что?
Маша посмотрела в сторону, где между деревьями черный дрозд боком скакал по зеленой траве, примериваясь склевать бабочку.
– А то, что этого быть не может.
– Почему?!
– Она совсем не пара сыну будущего президента, Дмитрий Андреевич, неужели вы не понимаете?! Вы же такой… проницательный! Ну, господи, Дмитрий Андреевич! Она хорошенькая, молоденькая, волосы до попы, белые. Глаза большие, голубые. У нее в Днепропетровске папка, и он ей приказал без штампа в паспорте не являться!
– Ну и что такого?
– Дмитрий Андреевич, это странно. Ну, правда, странно. Она говорит, что его родители ей телефон подарили и деньги и мечтали, чтобы сыночек на ней женился, но его родители богатые и влиятельные люди! Как они могли мечтать, чтобы их сын женился на хорошенькой бедной дурехе?!
Родионов подумал некоторое время.
– Хорошо, а если ей просто
– Не могло ей ничего такого казаться! Ну как же вы не понимаете?! Все девушки в мире моментально понимают, возражают родители любимого или не возражают против женитьбы! Ладно бы все было наоборот – она богатая наследница, а он мальчик с помойки. Тогда его родителям нужно было бы делать вид, что они ее обожают, даже если бы она им не нравилась! А в этом случае зачем?! Я не понимаю.
Родионов помолчал.
– По-моему, ты слишком большое значение придаешь этому вопросу.
Маша пожала плечами.
– Не знаю. Просто мне странно. И чем дальше, чем страннее.
В пиджаке ей было жарко и уже не хотелось никуда идти, но она шла – просто чтобы побыть с ним вдвоем.
Когда они вернутся в дом, нечего будет даже и думать о том, чтобы побыть вдвоем, и придется продолжать затеянное расследование, и разговаривать с Весником, выяснять, кто он, друг или враг, и снова
