– Что?!
– Дверь закрой, кому говорю!
Женщина шагнула в коридор и прикрыла за своей спиной высокие двустворчатые двери.
Маша вдруг ее узнала. Это Лида Поклонная. Жена красавца Андрея Поклонного и сама тоже красавица.
– Это чья-то секретарша, – выговорила красавица брезгливо. – Она весь день мутит воду и ведет себя безобразно. Славочка говорила. Отпусти ее, Матвей, что ты ее держишь!
– Она упадет.
– Она не упадет.
– Я не упаду.
Маша сделала шаг назад и вытерла о брюки влажную ладонь.
Джентльмен исподлобья смотрел на нее. Лида Поклонная тоже смотрела со странным выражением.
– Извините меня, пожалуйста.
– Бог простит. – Это Лида сказала.
– Что-то случилось? – Это джентльмен спросил. – Вам плохо?
– Мне плохо, – быстро сказала Маша. – Очень плохо.
– Говорю же, она ненормальная.
– Я нормальная.
Лида пожала плечами, совершенно равнодушно. Почему-то она не уходила, медлила возле высоких дверей, словно ждала чего-то.
– Как вас зовут? – участливо спросил джентльмен.
– М-м… Маша, – промычала она сквозь зубы. – Вепренцева Мария Петровна… м-м… я секретарь Дмитрия Родионова. Аркадия Воздвиженского.
– Их обоих?
– Кого… обоих? – не поняла Маша.
– Этих – и Родионова, и Воздвиженского?
– Это… один и тот же человек.
– Меня зовут Матвей Рессель, – представился джентльмен. – Я продюсер.
Маша кивнула. Ей наплевать, кто он, продюсер Рессель или композитор Керосинов. Ей нужно срочно добраться до Родионова-Воздвиженского. В доме произошло что-то ужасное.
– Но вы… здоровы? – помедлив, спросил продюсер.
– Да, да, но мне нужно бежать. Меня ждет шеф.
Матвей посторонился, а Лида и не подумала, и Маше пришлось протискиваться мимо нее и открывать дверь таким образом, чтобы не стукнуть красавицу по заду, а та лишь усмехалась все с той же брезгливостью.
В зале было пустовато, только официанты накрывали невесть откуда взявшийся стол – или он всегда тут был, просто Маша не обращала внимания? Воздвиженский был на террасе. Рядом с ним похохатывал Весник, и еще были Стас Головко, сын будущего украинского президента, и юная барышня.
– Маш, ты принесла книжки?
– Мне нужно с вами поговорить, Дмитрий Андреевич.
– Книжку дай, мне подписать ее нужно.
– Для меня, – с гордостью объявил Стас. «Меня» он сказал как «мене». – Да, познакомьтесь! Это Олеся, моя дивчина. А это…
– Мария Вепренцева. Я секретарь Аркадия Воздвиженского.
– То есть мой, – вставил Родионов. – Маш, дай книжечку подписать, а?
По его тону было понятно: он уже всерьез сердит, что Маша доставляет ему неудобства, а он ненавидел неудобства, даже самые мелкие! Кроме того, его раздражали мероприятия, на которых как будто ничего не происходит – то есть никто не берет у него интервью, не снимает на камеру, не задает вопросов, а все идет словно само по себе и независимо от него. За несколько лет он привык находиться в центре внимания, а здесь он был явно не в центре, а где-то сбоку. Полдня все слонялись просто так – это называлось «общаться», тянули коктейли, тянули вялые разговоры, тянули тупое ожидание.
Как люди в зоопарке, прилипшие к решетке вокруг грязного бассейна с грязной зеленой водой. Куда они смотрят? Чего ждут? Ждут моржа, писал кто-то великий. Они стоят вокруг решетки и ждут моржа.
И Родионов полдня «ждет моржа» – Тимофея Кольцова, с которым его заставляют знакомиться. И неизвестно, что там остальные гости, а также хозяева, может, Казимир Цуганг-Степченко с утра успел сгонять на охоту и добыть там парочку вальдшнепов или куропаток к ужину или же заклал тучного тельца, только он, Дмитрий Родионов, с утра работал. И вчера работал. И накануне отъезда работал и почти не спал, потому что подрался с любовницей и она даже обещала его убить.
Зарезать или что там?..