Пэтти в колледже

На сцене дело приближалось к кульминации. Лорд Бромли великолепно изображал возлюбленного: публика принимала его всерьез вместо того, чтобы, как обычно, смеяться во время любовных сцен.

— Синтия, — умолял он, — скажи, что ты будешь моей, и ради тебя я брошу вызов всем. Я последую за тобой на край света. — Он с любовью заглядывал ей в глаза и ждал грома. Но висела гробовая тишина. Он продолжал ласково смотреть, в то время как зрители вскоре стали ухмыляться.

— Чертова Пэтти! — пробормотал он яростно. — Можно было предугадать, что она учудит что-нибудь этакое. Что это было? Ты слышала шум? — спросил он громко.

— Нет, — честно созналась Синтия, — я ничего не слышала.

— Притворись, что слышала, — шепнул он и они продолжали импровизировать. Через пять минут безнадежного барахтанья суфлер вновь вернул им утерянную нить, и действие продолжилось, причем публика, к счастью, не заметила, что чего-то не достает.

Десять минут спустя лорд Бромли декламировал: — Синтия, давай сбежим отсюда. Эти темные комнаты не дают мне покоя, их тишина давит на меня… — И тут случился «гром».

Сначала зрители слишком испугались, чтобы заметить, что и актеры были захвачены врасплох. Потом лорд Бромли, начинавший уже привыкать к экстренным ситуациям, взял себя в руки и удивленно воскликнул: — Чу! Что это за звук?

— Полагаю, это гром, — сказала Синтия.

Схватив ее за руку, он побежал обратно к балкону. — Подскажи нам наши слова, — вымолвил он, проходя мимо суфлера.

Суфлер выронил книгу и теперь не мог найти нужного места.

— Придумайте их сами, — донесся пронзительный шепот из-за балкона.

Пока оба носились взад-вперед и возбужденно смеривали взглядом сцену, наступила тишина. Тогда отчаявшийся лорд Бромли с мольбою простер руки. — Синтия, — завопил он достоверно страстным тоном, — я не вынесу этой чудовищной неопределенности. Бежим. — И они сбежали, опередив события на целых три страницы и забыв оставить письмо, которое известило бы Разгневанного Родителя о сложившихся обстоятельствах.

Джорджи тяжелой поступью расхаживала вдоль кулис, заламывала руки и горько сетовала о том дне, когда Пэтти родилась на свет.

— Поторопи Родителя, пока они не перестали хлопать и не заметили разницы, — сказал лорд Бромли.

Бедного «старика» в съехавшем на ухо парике бесцеремонно вытолкнули на сцену, где он так правдоподобно бушевал и клялся не простить свою неблагодарную дочь, что публика забыла удивиться тому, как он об этом узнал. В свое время беглецы вернулись от нотариуса, преодолели суровость старика, получили родительское благословение, и занавес опустился на сцене семейного счастья, которое доставило большое удовольствие первокурсницам на галерке.

Пэтти ползком выбралась из-под балкона и упала на колени к ногам Джорджи.

Поднял ее лорд Бромли. — Не волнуйся, Пэтти. Публика не заметила разницы и, что ни говори, а все к лучшему. Мои усы больше и двух минут бы не продержались.

Они услышали, как кто-то в партере крикнул: — Что случилось с Джорджи Меррилс? — и сотня голосов подхватила: — Она в полном порядке!

— Кто в полном порядке?

— Джорд-жи Мер-рилс.

— Что случилось с актерами?

— Они в полном порядке!

Дверь служебного входа резко распахнулась, ворвалась толпа друзей с поздравлениями и окружила растрепанных актеров и членов комитета. — Это лучшая пьеса, поставленная старшекурсницами, за все то время, что мы учились в колледже. Первокурсницы просто голову от нее потеряли. Лорд Бромли, твоя комната целый месяц будет утопать в цветах. Пэтти, — позвала старший капельдинер поверх моря голов, — разреши тебя поздравить. Я находилась в самом конце зала и ничего не слышала, кроме твоего «грома». Это было то, что надо!

— Пэтти, — требовательно спросила Джорджи, — что, черт возьми, ты делала?

— Я считала звезды, — покаянно сказала Пэтти, — а потом я запоздало вспомнила, резко повернулась, и оно упало. Мне ужасно жаль.

— Да брось ты, — рассмеялась Джорджи, — раз уж все так чудесно закончилось, я тебя прощаю. Всем актерам и членам комитета, — проговорила она громче, — собраться в моей комнате на застолье. Извините, что я не могу пригласить вас всех, — прибавила она, обращаясь к столпившимся в дверях девушкам, — ведь я живу в «одиночке».

XIV. Тайна преследуемой второкурсницы

— Да послушайте же, Бонни… Бонни Коннот! Присцилла! Постойте, — кричала девушка, пересекая поле для игры в гольф, в то время как подруги не спеша брели домой, волоча за собой свои сумки с принадлежностями для гольфа. Обернувшись, они подождали, пока к ним домчится Милдред Коннот — кузина Бонни, студентка второго курса. Она возбужденно обняла их и одновременно бросила взгляд через плечо, словно преступник, за которым пущена погоня.

— Мне нужно вам кое-что сообщить, — произнесла она, едва переводя дыхание. — Идите сюда, где нас никто не увидит, — и она нырнула в сосновые заросли, росшие у тропинки.

Присцилла и Бонни неторопливо последовали за ней и опустились на мягкие иглы с таким видом, словно развлекались, проявляя терпимость.

— Ну, Милдред, в чем дело? — мягко спросила Бонни.

Второкурсница понизила голос до выразительного шепота, хотя на сто ярдов вокруг не было ни души. — За мной следят, — проговорила она торжественно.

— Следят! — удивленно воскликнула Бонни. — Малыш, ты не в себе? Ты ведешь себя, словно мальчишка, начитавшийся бульварных романов.

— Слушайте, девочки. Обещайте никому не говорить, потому что это большая тайна. Сегодня вечером мы собираемся посадить дерево группы, и я руковожу этим ритуалом. Все готово: сшиты костюмы и обговорен план действий, чтобы группа могла добраться до места незамеченной. Первокурсницам невдомек, что должно произойти вечером. Но они узнали, что я председатель комитета и, представьте себе, — глаза Милдред расширились от волнения, — уже неделю они пасут меня. Они назначили девчачью эстафету, чтобы наблюдать за мной, и я дернуться не могу без того, чтобы за мною не увязалась какая-нибудь первогодка. Когда я спустилась заказать мороженого, одна стояла прямо у моего локтя, и мне пришлось притвориться, будто я пришла за содовой. Я просто была вынуждена переложить всю работу на остальных членов комитета, так как опасалась, что первокурсницы могут выяснить время. Сначала было смешно, но теперь меня это начинает нервировать. Ужасно думать, что за тобой все время наблюдают. Такое ощущение, словно я совершила убийство и постоянно оглядываюсь через плечо, как… как Макбет.

— Это отвратительно, — передернула плечами Бонни. — Меня пробирает до костей при мысли о том, как мужественно смотрит в лицо опасности член моей семьи ради блага своей группы.

— Не надо смеяться, — сказала Милдред. — Дело серьезное. Если эти первокурсницы явятся на наш ритуал посадки дерева, мы никогда не узнаем, чем он закончится. Но они не придут, — добавила она со значительной улыбкой. — У них другое мероприятие. Мы выбрали нынешний вечер по той причине, что некая выпускница, занимающаяся раскопками руин в Риме, выступает с лекцией перед археологическим обществом. Первокурсницам было сказано пойти и послушать ее в связи с тем, что они изучают латынь. Вообразите себе, что они испытают, сидя взаперти в аудитории, пытаясь умничать насчет римского форума и слушая наши вопли снаружи!

Присцилла и Бонни с пониманием улыбнулись. В конце концов, они и сами не так давно были