они были пугающе похожи: раны, загустевшая кровь, замершее выражение лиц… Легче других, пожалуй, отделался Ригги. Он был «убит» всего одной пулей. В грудь. И он был пока единственным, кто начинал подавать первые признаки жизни. Гуль остановился рядом, наблюдая процесс оживления. Подобное он видел впервые. Сначала донесся протяжный хрип, словно Ригги силился втянуть в себя воздух, и этот первый вдох был, вероятно, самым мучительным. Грудь его дрожала от напряжения, порождая волну судорог. Руки и ноги каптенармуса бессознательно подергивались. Однако после завершения вдоха дело ускорилось. Постепенно перестала течь кровь из раны, дыхание, окрепнув, становилось все более ритмичным и чистым. Решив не трогать Ригги, Гуль двинулся дальше.
Женщин он обнаружил запертыми в мэрии. Двойники до того напугали их, что до самой последней минуты они сидели без единого звука. Но стоило Гулю отворить двери, как на него хлынул поток слов. Тут было все: и радость, и проклятия. Кто-то в глубине комнаты плакал. Оглушенный обилием звуков, Гуль не сразу заметил приблизившуюся к нему Милиту.
– Ты все-таки выбрался оттуда?
Он кивнул.
– Спасибо за нож. Без него мне пришлось бы туго.
Кто-то кашлянул за спиной.
– Да… Бедолаге Трапу досталось…
Гуль обернулся. С пистолетом в руке перед ним стоял профессор. Разумеется!.. Самый хитрый человек колонии умудрился улизнуть из под носа двойников. И ведь наверняка его особенно долго искали, но так и не нашли.
– Видишь, как все получилось, – Пилберг скорбно вздохнул. Он неплохо владел собой, и разыгрывать скорбь было его теперешней неприятной обязанностью.
– Но ведь они выживут?
– Само собой. Правда, у некоторых это, вероятно, затянется. В Трапе, например, не меньше дюжины пуль. Так что он оклемается только через недельку. Ригги – тот уже задышал, и Хадсон вот-вот откроет глаза. Но самое скверное, сынок, это то, что мы лишились оружия. Всего оружия напрочь.
Гуль промолчал. Он уже догадывался, что последует за этим проникновенным «сынок».
Пилберг по-прежнему сокрушенно покачивал головой и, вторя женщинам, что-то бормотал себе под нос. С пистолетом в руке, в скрученных тесемками подтяжках и вылезшей из штанов рубахе, он выглядел более чем нелепо. Диктатор, в распоряжении которого остались одни женщины.
– Ты ведь не уйдешь от нас теперь, сынок, правда?
Гуль вспомнил о прошлой оплошности. Говорить Пилбергу правду, конечно же, не следовало. Перед ним стоял волк, зубастый индивидуум, претендующий на роль вождя. Гуль это отлично понимал и все же не сумел выжать из себя фальши.
– Мне придется уйти, Пилберг. И лучше бы вам не пытаться меня удерживать.
– Нет! – профессор чуть приподнял пистолет.
– Да, – Гуль нахмурился. – Вы только проиграете, если нажмете курок.
– Это почему же? – улыбка у Пилберга получилась вымученной.
– Потому что я не Трап и не Ферги. Я не умею ссориться на один день.
Пилберг фыркнул, и Гуль вдруг понял, что он не выстрелит.
– Милита? – Он посмотрел на девушку.
Рука с пистолетом снова вздернулась.
– Ты, кажется, решал свою судьбу, сынок? Хорошо, это твое право. Но ты уйдешь отсюда один!
– Так что, Милита? – повторил Гуль. – Ты идешь?
Девушка замотала головой. На глазах у нее выступили слезы.
– Неужели ты настолько боишься его?
– Нет, Гуль! Дело совсем не в этом…
– Не неволь ее, Гуль! Ты сам не знаешь, о чем просишь. А если будешь настаивать, мне все-таки придется прибегнуть к оружию. – Губы Пилберга дрогнули. – Ты ведь не понесешь на себе тяжелораненую, правда?
Гуль стиснул рукоять ножа. Более у него ничего не было. Если бы Милита что-нибудь сказала!.. Но она плакала и молчала. Молчала и плакала.
– Ладно, я ухожу… – Долгим запоминающим взором он окинул собравшихся перед мэрией людей. Повернувшись, зашагал по улочке.
– Запомни хорошенько дорогу, сынок! Тебе это пригодится, когда будешь возвращаться!
Черта-с два!.. Гуль даже не оглянулся. Уж что-что, а дорогу назад он обязательно постарается забыть.
Воздух трепетал в вышине всполохами, невидимые руки выбрасывали пригоршнями разлетающихся светлячков. Загадки здешнего мира прощались с ним по-своему. Продолжая ворочаться в глубинах земли, огромная рептилия не подозревала о том, что один из поселенцев колонии, ставший уже ее частичкой, внезапно взбунтовался. Наверное, это выглядело так, как если бы почка или желчный пузырь вполне самостоятельно двинулись бы вон из тела. Впрочем, возможно, каракатицу это ничуть не волновало. Могла ли она вообще мыслить и волноваться?…
Вскарабкавшись по крутому склону, Гуль отмахнулся от докучливых мыслей. Маленькая колония осталась далеко позади, еще несколько шагов и удивленным вздохом навстречу открылся проход Зуула. На мгновение Гуль задержался. Захотелось подумать напоследок о чем-нибудь основательном, подытожить решительной мыслью все пройденное. В голове тяжело и с явным сопротивлением заворочалось. Динамомашина с поврежденной проводкой… Ни вспышки, ни единой зги… Потоптавшись на месте и так ничего и не дождавшись, Гуль двинулся к заветной пещере.
ЧАСТЬ 2 МИСТЕР МОНСТР
Глава 1
Стекло и лед режут не хуже бритвы. Аквалангист, спускающийся в прорубь на тонком страховочном конце, в любую минуту рискует лишиться своей единственной связи с воздушным миром. А найти дорогу назад – в полумраке, среди нависающих глыб льда – совсем не просто. Об этом знает ныряльщик, об этом знают и те, кто, стоя возле полыньи, вытягивают однажды обрывок троса. Погибнуть от холода и удушья между водой и льдом – смерть, которой не пожелаешь и врагу. Вот тогда-то следом за пропавшим ныряльщиком на таком же страховочном конце погружается второй аквалангист. Опустившись на полтора-два метра, спасатель начинает описывать на тросе круги, с каждым оборотом увеличивая радиус поиска. Оставшиеся наверху размеренно стравливают конец, нервно поглядывая на часы. В данном случае арифметика соблюдается простейшая: пока воздух в баллонах первого аквалангиста не иссяк, надежда на спасение еще остается.
Нечто подобное происходило сейчас и с Гулем. Разве что временем он располагал в полной мере. Туша каракатицы осталась далеко позади. Вырвавшись из нее подобно торпеде из чрева подводной лодки, Гуль несся теперь по раскручивающейся спирали, пронзая земную глубь, чувствуя себя сильным, птицеподобным, не ведающим преград. Многослойные угольные пласты, базальтовые громады, нефтяные бассейны и расплавленное варево магмы пропускали его с одинаковой легкостью, распахиваясь и смыкаясь створками шпионских дверей. Превращенный в плоскую невесомую тень, он летел сквозь грунт, и земля представала перед ним в своей первозданной сути, выставляя напоказ все свои сокрытые от человека сокровища И снова Гуль ощущал пространство, не видя и не слыша его. Новое измененное тело знакомило с окружающим совершенно иначе, и это удивительным образом нравилось и волновало. Наверное, он уподобился ребенку, которому преподнесли увлекательную игрушку. Смерч, перенесенный в плоскость, метеор, раскручивающийся по орбите, – все это был он! Скорость и проносящиеся видения порождали восторг, и Гуль с трудом сдерживал себя, помня, что целью движения была поверхность земли. Не глубь, а ПОВЕРХНОСТЬ! Именно к ней он стремился, для того и ушел из лагеря. К счастью, они САМИ подсказали ему путь, вывели к нужной пещере, и Гуль вошел в нее, так и не поняв, чем же отличалась она от тех прежних, что попадались ему до сих пор. Отличие приоткрылось Гулю только теперь. Пещера не являлась одномерным проходом. Он пребывал в двухмерном состоянии! Лишенный третьей решающей координаты, объем съежился и стал пронзаемым. Равнина на которую угодил Гуль, простиралась в бесконечность – до звезд, видимых лишь в мощнейшие из телескопов, и много дальше. В отличие от тубусных переходов здесь
