волосы в отместку больно укололи обратно в мозг. Томас старался держаться ближе к Олегу, задевал локтем, наступал на ногу, толкался железным боком.
– А если… мы не отыщем выхода? Если этот туман тянется в бесконечность?.. Мы так и умрем здесь?
Олег ответил после долгой паузы:
– Думаю, здесь умереть невозможно.
– Что? – поразился Томас.
– Здесь нет времени, – объяснил Олег. – Даже от старости не умрешь. И никогда не проголодаешься, ибо свинины нажрякался на всю оставшуюся жизнь. На вечность.
Томас представил, как вечно бродит здесь, в этом тумане, можно лечь и лежать, мыслить, вспоминать былые битвы, здесь не настигнет ни гибель, ни даже просто старость. Он всегда останется тридцатилетним рыцарем.
– Да, – сказал он с сожалением, – это мечта – попасть сюда. Никто не помешает мыслить… Как только ты не додумался сюда забраться? Это почище пещер…
Олег после некоторого колебания сознался:
– Верно. Одно пугает: выберешься ли? Ведь мудрость никогда не бывает нужна только для себя. Истину ищешь, чтобы принести людям.
Туман заползал под доспехи, вкрадывался в мозг. Томас чувствовал, что странное безразличие овладевает сознанием. Да пошло оно все… Кровавые драки, скачки в тяжелом железе на коне, тяжесть, голод, боль… А здесь ничего нет, кроме вечного покоя.
Сильная рука потрясла так, что ударился подбородком о свое железо.
– Очнись!.. Ты куда пошел?
– И ты тоже… – прошептал Томас.
– Что?
– Иди…
Голос калики немилосердно проревел в самое ухо:
– Дурень, мы ж явились не ради какого-то королевства… их пруд пруди… а ради Яры!
Сердце стукнуло сильнее, пошло разгонять застывающую кровь. Взор чуть очистился, он увидел встревоженное лицо Олега. Тот, поймав изменение во взгляде рыцаря, кивнул с некоторым удовлетворением:
– Ага, зацепило?.. Пойдем… Надо идти.
– Надо идти, – согласился Томас вяло.
Однако ноги двигались уже послушно, он заставил себя думать только о Яре. В груди разрасталась сладкая боль, он растравливал ее, и сердце стучало злее и встревоженнее. Он шел через туман несозданности, фигура калики расплывалась, иногда почти исчезала. Томас ускорял шаг, усталости не чувствовал, да и какая усталость, если здесь нет времени. Калика выныривал из тумана весь мокрый, будто выбрался со дна реки, красные волосы прилипли, концы торчали грязными сосульками.
Они вывалились из тумана внезапно. Только что брели, ничего не видя, как вдруг смутно выступили строения, и на следующем шаге оказались в небольшой, бедной, сильно затемненной комнате. Серые стены, серый потолок, земляной пол… Олег не успел увидеть, есть ли ложе или стол, как мертвенно-серебристый свет упал из окна. Сзади ахнул Томас.
Во всю ширь окна страшно сияла… луна, если это луна. Огромная, изъеденная коростой, с темными пятнами, царапинами, словно блестящий поднос протравили кислотой, в бесчисленных бугорках и мелких неглубоких вмятинах, будто на покрытый воском поднос падали горячие капли и выбивали маленькие лунки…
Томас потрясенно оглянулся на Олега. Тот смотрел, выпучив глаза.
– Что это? – спросил Томас шепотом.
– Не знаю… Я бы сказал, что это луна… если бы…
– Если бы не была такой огромной?
– Если бы узнал ее.
Томас сквозь ужас, охвативший душу, наконец понял, что пятна и множество лунок выглядят совсем иначе, чем привык видеть на сияющем диске.
– Это не луна?
– Скорее всего, – ответил Олег потрясенно, – все же луна.
– Но…
– Только видим другую сторону. Обратную. Не заметил, что всю жизнь видишь только одну сторону? Даже в жарких сарацинских странах видел тот же бок, что и в туманной Британии?
Томас зябко передернул плечами. Глаза все еще не отрывались от жуткого зрелища.
– Возможно, ты прав. Не задумывался… Но здесь луна не такая. Но почему?.. Хотя это не мое дело. Мы снова попали в ад?
Олег с неуверенностью огляделся:
– Похоже… Но, с другой стороны, не должны бы…
