– Но это не может быть раем!
Он оскалил зубы в невеселой усмешке:
– У людей бывают странные желания. Возможно, кто-то больше всего на свете захотел увидеть обратную сторону луны.
Его вытянутая рука прошла стену насквозь. Томас пугливо оглянулся:
– А почему тут пусто?
Олег ответил рассеянно:
– Этот чей-то рай на самом краю безвременья. Возможно, тот человек еще не умер… Гм, может быть, еще и не родился.
Томас шагнул следом с выпученными глазами, даже не стараясь понять слишком сложный ответ. Пусть калика умничает. Но если за стеной снова проклятый туман…
Нет, за стеной калика ждал на краю залитого солнцем берега. От мокрой волчовки валил пар, волосы все еще торчали неопрятными сосульками, но зеленые глаза смеялись.
– Честно скажу, никогда так не трусил! Вот это и есть ад для мудреца: найти Великую Истину… и не иметь возможности ею поделиться!
– Похвастать, – поправил Томас. Он улыбался яркому свету, спина выпрямилась сама собой, а доспехи уже не казались тяжелыми. – Но ты, мне кажется, еще не нашел.
– Вот-вот схвачу, – заверил Олег. – Я уже чувствую ее тепло.
Он осекся, из стены тумана вышел и шел в их сторону, но не замечая их, красивый старец благородного вида. Он опирался на резную палку, высокое чело было нахмурено, орлиные глаза смотрели в землю. Иногда старик останавливался, чертил что-то на песке, тут же сердито затаптывал, шел дальше.
Когда он поравнялся с ними, Олег спросил старца, как показалось Томасу, с надеждой:
– Так и не вспомнил?
Старец вздрогнул, выныривая из своего мира, непонимающе посмотрел на Олега.
– Что?.. А, мои круги… Не понимаю, как я мог забыть такое!.. Я же придумал… я такое придумал… Я помню, какой тогда меня обуял восторг!.. Все человечество отныне могло бы…
Лицо Олега потемнело, а Томас оглянулся вслед старцу, спросил Олега сочувствующе:
– Что-то потерял важное?
– Проклятый римский легионер, – процедил Олег, как показалось Томасу, невпопад. – Кто знает, в каком мире мы бы жили, не тронь тот дурак его чертежи!
Томас сказал настороженно:
– А вон еще один…
Грузный немолодой человек шел тяжело, опираясь на толстую палку с резным набалдашником. Длинный плащ полами касался земли. Человек выглядел изможденным, толстый слой пыли покрыл сапоги, плащ и даже лицо, только глаза смотрели ликующе, с непонятным жадным восторгом.
Он не выглядел простолюдином, но и не рыцарь, конечно, а на взгляд Томаса то ли купец, то ли ростовщик. Других профессий среднего звания Томас не знал.
Олег поклонился, а Томас спросил вежливо:
– Почтенный, вы что-то ищете?
– Да, – ответил человек ликующе. В его старческом голосе прорывались детские счастливые нотки. Казалось, он вот-вот завизжит от счастья. – Да, сэр… Да, сэр рыцарь!
– Что?
– Великое… Великое «Быть Может»!
Томас вытаращил глаза, а Олег ухватил рыцаря за локоть, потащил в сторону. Он уже чувствовал, в какую сторону идти, и за все время встретили здесь только одного, показавшегося Томасу странно знакомым, хотя никогда не видел таких людей: вроде бы в пурпурном одеяле, красиво накинутом на плечи, на голове лавровый венок, пряжки и заколки из чистого золота. Вообще явно не простой этот, что в одеяле, горбоносый, с пухлыми щеками, холеный, изнеженный, с капризно выпяченной нижней губой. Но лоб высокий, в глазах ум и жестокость, хитрость и яростное нетерпение.
Он двигался, их не замечая и не обращая внимания, настолько красиво, пластично, выписывая каждое движение, словно танцевал, сам любовался своей походкой, что Томас сразу ощутил к нему отвращение. А когда увидел за пазухой толстый свиток, а в руке гусиное перо, кончик испачкан в чернилах, сразу понял причину неприязни: поэт, а кто же из настоящих мужчин считает за людей поэтов, этих слабаков и бабников?
Человек прошел мимо, не взглянув, губы что-то шептали, кончик плаща задел Томаса, и тот решил сразу, что можно придраться и вызвать наглеца на дуэль – повод достаточный, однако сэр калика упорно увлекал его дальше.
Томас оглянулся, человек уже стоял и, время от времени возводя очи вверх, водил пером по бумаге.
– Да что он тебе дался! – сказал калика наконец с раздражением.
– Не пондравился! – сказал Томас сварливо. – Может мне кто-то не пондравиться или нет?
– Может, может, – успокоил Олег торопливо. – Успокойся, он никому на свете не нравился! Ни родне, ни жене, ни народу…
